Арья хотела ударить его. Заставить снова стать собой. Пошутить над ним. Осмеять, заставить передумать, заставить отказаться от сказанного, в конце концов — только изгнать привкус горечи изо рта. Комок в горле никак не желал таять. А Джендри, словно назло, не заткнулся:
— Арья… теперь… теперь можно. Выходи за меня замуж, леди Арья.
— Отпусти меня! — Арья ненавидела свой голос, но Джендри не подчинился — лишь прижал ее к себе крепче.
И поцеловал.
Нельзя сказать, что Арья никогда не мечтала о этом.
Когда-то, давно, лежа без сна в Черно-Белом доме, она представляла разные поцелуи — и нередко героем их был Джендри. Но теперь, когда мечта сбылась, она была исполнена разочарования.
Дурное слово «замуж»! Зловещее слово «любовь»! Почему они должны быть произнесены вообще? Они подписывали окончательный приговор всему, что было бы возможно для них. Всему: ночам у костра, погоням и побегам, приключениям, бессонным бдениям над котелком с похлебкой…
В одиночестве Арья могла бы разразиться злыми слезами от очередной несправедливости.
Но вместо слез залепила Джендри пощечину.
***
«Ну же, спаривайтесь, — ныла под нос Нимерия, приникая к полу и утыкаясь в пространство между полом и кроватью с балдахином мордой, — что вы разводите эту вонь? Здесь и так душно; ну же!».
Волчица ждала уже полчаса. Это было бесконечно. Она могла дважды загнать зайца — ну, раньше, без щенков в животе. Но спариться уж она бы за это время точно успела. Волк любил как следует понюхать под хвостом, конечно, попрыгать и порезвиться на снежке — Нимерия вздохнула, вспоминая Север, — но и он, когда вокруг было столько опасностей, поспешил бы.
Но Хороший Человек Бронн и Сестра Арья даже не трогали друг друга за лапы и не слюнявили морды друг другу, как это делал Горелый Человек и Другая Сестра, когда готовились к совокуплению. Нимерия наморщила лоб, размышляя так усиленно, что начинало тянуть за ушами.
Люди. Запахи говорили одно, тела рассказывали другую историю. Судя по тому, как пахла Арья, она была полна благодарности к Бронну за то, что он прогнал рычанием Игривого Джендри. Благодарность, по мнению Нимерии, была наилучшим мотивом. В конце концов, в свое время Волк разогнал других волков, после чего она милостиво позволила ему нечто большее — не все сразу, конечно…
Даже у лютоволков есть свои принципы.
Хороший Человек Бронн пах ревностью, горьким запахом давленой рябины разливался тонкий аромат его желания. Нимерия прищурилась, пытаясь разгадать желаемую последовательность действий для Бронна. Его было легко читать. Что больше всего восхищало Нимерию, так это то, что он предпочел бы отдать инициативу Сестре. Большинство двуногих самцов предпочитали брать нахрапом.
Только не этот. Этому было интересно что-то еще.
Выждав еще нескончаемые несколько минут, Нимерия почти отчаялась и поднялась на ноги. Парочку жизненно необходимо было подтолкнуть друг к другу.
— Что, Нимерия? — спросила Арья, кладя руку на голову волчице.
«Спаривайтесь», недовольно проворчала она, опуская уши и прижимая их к шее. Бронн фыркнул, тоже протягивая руку — к холке. О, он умел делать хорошо… особенно, когда у Нимерии так ломило хребет!
— Должно быть, леди Нимерия скоро родит, — посмеиваясь, прокомментировал мужчина, — она особенно беспокойна сегодня.
Волчица сердито оглянулась на него.
«Ты дурак или притворяешься? — укоризненно хрюкнула она из глубины горла, — я беспокоюсь, что у меня будет пятый помёт, когда вы, наконец, займетесь делом».
— У меня где-то была для тебя мозговая косточка, — Бронн привстает, намереваясь уйти, но снова — маленькая лапка Сестры Арьи удерживает его.
Нимерия задерживает дыхание. Пытается распластаться по полу, стать невидимой.
Даже лютоволки не любят при спаривании посторонних, что о людях говорить. Трепетные создания.
Она теряет нить их разговора — понять сложно, что-то, что пахнет благодарностью, откровениями и чем-то вроде робких планов на будущее. Планы Арьи известны Нимерии. Сестра хочет свободы, спутника в свободе и еще — в этом она себе не признается, но запах, запах! — хочет самца. Хорошего, крепкого, могучего, такого, что все другие боялись бы его. Такого, как Волк.
Бронн пахнет неуверенностью. Кажется, он боится причинить Арье боль, и еще — острая нота страха — что-то думает о Джоне.
«Я отвлеку посторонних и Джона, если надо, — Нимерия вскакивает, не выдерживая, — ах, да начните уже, наконец!».
Может, они не знают механику? Может, каждый раз это должно быть по-другому? Может, надо показать? Волчица лихорадочно обдумывала сомнительную ситуацию. Кто точно умел спариваться? Горелый Человек — но он вряд ли одобрил бы происходящее; почему-то так казалось Нимерии. Джон? Нет, точно. Призрак и он думали, что Сестра маленькая; много они знали! Большая Белая Бриенна и ее Однолапый? Эти-то точно знали, что значит доброе сношение, но Нимерия питала отвращение к кошачьим и не готова была их терпеть даже ради удачного спаривания Сестры Арьи.
Внезапно волчицу осенило.
Забавный Подрик. Он точно знал, что делать.
И он все еще был должен ей.
«Только не делайте ничего неестественного!» — рыкнула Нимерия и метнулась на поиски премудрого Подрика.
***
— Не могу понять, что с ней сегодня, — пробормотала неотразимая леди Старк, и Бронн выплыл из пространства своей агонии.
— Согласен, — пробормотал он, — надеюсь, она здорова.
В отношении себя он точно не мог этого сказать.
Он горел в чернейшей из лихорадок. Он едва мог ровно дышать, сидя на постели Арьи Старк в каком-то футе от ее прелестно скрещенных ножек. В чем была причина? В крови, кипящей с мгновения, когда он оттащил прочь Джендри? Добряка, простака, хорошего парня, но посягнувшего на то, что все нутро Бронна желало назвать своим?
Или в том, что против всякой логики и смысла была просто Арья — не то чтобы красивая, несуразная, немного потрепанная, чуточку еще угловатая, противоречивая, такая милая… Арья-весна, но не та, цветущая и благоухающая, всем понятная, всеми любимая, о нет. Весна, которую мало кто любил до последнего года — весна серая, грязная, полная непредсказуемых оттепелей и заморозков, мутной талой воды и ноздреватого снега, случайно проглядывающего неумытого задымленного очагом солнца, и, наконец, жизнерадостных пятен желточных ярких цветов на каменистых склонах.
Такой весной была Арья; пахла она свежестью, подтаивающим на солнце снегом, севером и чистотой.
Бронн обнаружил, что склонился к ее лицу.
Девушка не шевелилась.
Он сжал зубы. Она прищурилась.
— Мне пойти за Нимерией, леди Арья?
«Если ты скажешь «останься», ты же знаешь, что произойдет?».
Напряжение можно было подставлять под аракхи дотракийцев вместо щита.
— Я не леди, — дрожащими губами выпалила леди Арья Старк, и Бронн ясно услышал в голове истинное значение ее слов.
«Останься, целуй меня. Целуй меня, ты; потому что я этого хочу».
— Ты — леди, — кивнул он, не отстраняясь, и посылая в ответ свою истину:
«Мне плевать. Я хочу тебя, кем бы ты ни была».