Выжившие перегруппировались и оттаивали, прячась от дождя, хлынувшего с неба, словно по расписанию. Бронн со стоном потянулся, поднимаясь с лежанки. Огляделся в большом шатре. Голова у него слегка кружилась, левая половина лица онемела, как и рука — должно быть, от удара.
Сир Адам Марбранд грел руки над чайником с малиновым настоем. Вскинувшись на шевеление, он завернулся в плащ покрепче:
— Нала сейчас подойдет.
Нала, целительница одичалых, явилась вместе с запахами супа, ароматами горького орехового настоя и чистого белья. Тяжелая грудь оказалась на уровне лица сира Черноводного, когда споро и без каких-либо намеков на смущение лекарка принялась осматривать его, попутно бормоча что-то об обморожении.
Бронну повезло. Тот же Аддам лишился двух пальцев на левой ноге и кончика уха. И на левом глазу у него веко теперь двигается, опаздывая за правым. Мороз не щадит никого — этот враг коварнее Ходоков.
— Однажды мы все сдохнем, — философски высказался Аддам, почесывая раненное ухо и морщась, — но ты как-то спешишь в последние дни.
— Я долбанный герой, ты не знал? — вздохнул сир Черноводный.
— Ты идиот, — возразила Нала, — ты спишь один под мехами.
— Не всегда, — Бронн облизнулся, с намеком подмигивая одичалой. Ее заигрывание, очевидно, не впечатлило:
— Раньше ты спал у Хромого Кота.
— Льва, — автоматически дуэтом поправили Аддам и Бронн. Одичалая лишь пожала плечами:
— Почему сейчас перестал? Там теплее. Я там тоже сплю.
Звучало, как прямое приглашение, но Бронн отмолчался. Аддам покосился на него:
— Что тебя прогнало от милорда?
— Лев и наша леди. Они что-то разошлись в последнее время, — прошипел Черноводный, — не затыкаются ни на минуту и везде обжимаются.
— Не знал, что ты такой моралист. Ну, съезжай к другому очагу, — добродушно посоветовал Аддам.
— Куда? К долбаному Клигану? — страдальчески воскликнул Бронн, пиная дырявым сапогом тент, — у него вообще, как говорится, котелок сдвинуло.
— На почве? — невозмутимо интересуется Аддам. Ответ не успевает последовать: упомянутый Клиган, стряхивая снег с невероятных размеров шубы, вваливается внутрь укрытия.
Приходится замолчать. Впрочем, Пёс не особо интересуется беседой — лишь сумрачно озирает пространство и заваливается под меха в чем пришел — мокрую шубу не удосужившись снять и повесить сушиться.
…Тревожное ожидание новой атаки всегда где-то там, на дне легких; где-то, притаилось дрожью у нижних позвонков, холодком в сердце. А все ж-таки время — все, что у них остается, и все расходуют его по-своему.
Сандор Клиган, например, в последние дни молится. Истово, рыча и огрызаясь на каждого, кто пытается его как-то привести в чувство. Попытки споить энтузиаста духовной жизни не удаются, выведать из него причину внезапного приступа религиозности — тоже. Бронн все еще полагает, что каким-то образом это связано с вестями из Винтерфелла, от леди Старк-старшей, но — помалкивает.
Убежденность его возрастает, когда единственным, кто делит с Клиганом его невеселые думы, становится Тартская Дева.
И если Бронна это не удивляет вовсе (в конце концов, кто может еще поговорить с Псом о его зазнобе, как не присягнувший меч оной?), то несведущий в любовной жизни нормальных людей Ланнистер принимается ревновать. И зрелище это так уморительно, что над ним впору рыдать всем Зимним Братством.
…
Прежде всего, Джейме становится еще более болтлив. Вскоре его разглагольствования надоедают даже одичалым у их костров, и сомнительная радость делить общество ревнующего Ланнистера вновь достается Бронну. Большую часть времени Лев проводит, тщательно расписывая, почему именно Сандор Клиган не может являться идеальным спутником для леди Бриенны. Поначалу Бронн даже поддакивает ему, но вскоре становится очевидным, что куда веселее с ним спорить.
— Если женщина выше тебя, это вовсе не фатально, — принимается откровенничать — сотый раз за часы совместного дозора — Джейме, — это не делает тебя таким уж слабым. Отнюдь.
— Вероятно, — бормочет сир Черноводный. Зуб на зуб у него не попадает. Мороз впитался в каждую клетку тела.
— В конце концов, ты — это нечто большее, чем твой рост.
— Спроси своего братца, он-то точно тебе расскажет.
— Вот именно! — Ланнистер на мгновение преисполняется надеждами, — размер… не всегда имеет значение, верно?
— Милорд. Ты задолбал.
— Ну, в конце концов, есть, кроме роста, например, еще… внешность? — Лев мнется, и нервы Бронна не выдерживают.
Это конец их дружбы, решает он — в тысячный раз. Все, никакой пощады долбанному Ланнистеру!
— Есть еще, блядь, опыт в постели. С разными женщинами. Решительность. Уверенность в себе. Возраст. Отсутствие седины в волосах. Две руки, — это почти удовольствие, смотреть, как корчится Хромой Лев, — и хрен, моложе твоего, на — напомни, сколько лет? Длиннее на — дюйм? Два?
— Пошел ты, — бормочет Ланнистер. Ну надо же, сама оскорбленная Дева.
Бронна мучила бы совесть, но он слишком устал, болен и зол. И он не устает подогревать ревность Джейме новыми и новыми наблюдениями. В конце концов, он и сам почти готов поверить, что между Бриенной Тарт и Сандором Клиганом действительно что-то есть.
Во-первых, они долго говорят, стоя от всех в отдалении. Во-вторых, Сандор Клиган часто сопровождает Тартскую Деву по ее нуждам, неотлучная грозная тень, распугивающая строящих планы одичалых. И, конечно, последней каплей становятся носки, которые Бриенна все-таки связала и преподнесла Псу.
Над лагерем Ланнистеров сгущается тьма. Джейме потух и посерел, шляется неприкаянным призраком вдоль костров, тоскливо глядит на Бриенну, пыхтит что-то в сторону короля Сноу и явно ненавидит Пса.
— Пора с этим что-то решать, тебе не кажется? — вынужден Бронн однажды утром остановить Сандора, когда тот, зевая, выползает из какого-то своего угла в сторону полевой кухни. Тот лишь уставился на рыцаря-наемника непонимающе.
— Ты, блядь, о чем?
— Какие у тебя намерения в отношении леди Тарт? — Бронн совсем не хочет звучать, как старый дядюшка-ханжа, но получается именно так. Клиган только моргает еще несколько раз, душераздирающе зевая, да так, что едва не вывихивает заросшую неопрятной черной бородой мощную челюсть:
— На хрен, чего надо-то?
— Леди Бриенна. Где она. Что у тебя с ней было.
— Спит еще, вроде, — бурчит Пёс относительно миролюбиво, почесывая могучую грудь, — умоталась вчера, ха.
На обгорелом лице сложно прочитать какие-то внятные эмоции, но Бронну кажется, это гордость сквозит в голосе Пса.
— То есть, все серьезно.
— Серьезнее некуда, блядь, — важно кивнул Клиган, потягиваясь и кряхтя, — ты знаешь, какая она сильная? Показать, что со мной как-то сделала? Ее заломать не так-то просто.
— У вас это давно? — Бронн разинул рот, чувствуя одновременно восторг от открытия, и одновременно — вину за него; бедный Ланнистер, храни его Воин, изведется.
Клиган тяжело вздохнул.
— С первого же, блядь, взгляда. Я как раз путешествовал с мелкой сучонкой Старк…