— Садиться? — изумленно переспрашиваю я. — Антон смог сесть? У него получается?
— Не, ну не так, как мы. Хоп и сел. Ему подтягиваться надо, но в принципе — да. Еще недавно он прямо корячился и пыжился, чтобы сесть. Лицо аж бордовое делалось, и вены на шее жутко вздувались, чуть не лопались. А сейчас просто подтягивается и садится.
— Ничего себе! Это же… это же так круто! Просто здорово! Ты даже не представляешь, как я рада! Какая ты молодец! — чуть не плачу от эмоций.
— Да брось, — отмахивается Юлька. — Я-то тут при чем? Это всё Антоха, а я так… понукаю…
Домой возвращаюсь счастливая. Почти ликую. И такое необъяснимое ощущение, что эта, пусть еще маленькая, победа Антона стала началом чего-то хорошего. Хотя… какая же она маленькая? Это огромное достижение. Причем обоих — и Антона, и Юльки, как бы она ни отнекивалась. Я вот не смогла его вдохновить, а у нее получилось.
Напевая, готовлю ужин для Германа. Как раз от него приходит сообщение, что он скоро будет. А спустя четверть часа слышу, как возле ворот останавливается машина.
В первый момент подлетаю к окну, предвкушая, как сейчас расскажу Герману потрясающую новость, но это не Герман. Это кто-то чужой.
Я ищу телефон. Хочу позвонить ему, спросить, где он, когда будет, но, как назло, не могу найти. И тут раздается звонок, долгий и требовательный. Говорю себе, что бояться нечего — здесь охранник. Выглядываю опять в окно — он как раз подходит к воротам и разговаривает с гостем. Только кто это — мне не видно. А потом он отступает чуть в сторону, и я вижу, что это Вика…
Ее все еще держит у ворот охранник, а я напряженно слежу за ними через жалюзи.
Надо взять себя в руки. Надо выйти и поговорить с ней. Без истерики. Спокойно и твердо. Но сомневаюсь, что получится.
Мне очень хочется быть такой же сильной и хладнокровной как Герман, уметь разговаривать как он, но я паникую и ничего не могу с этим поделать. Меня буквально трясет. Сердце бешено колотится. И в таком состоянии я и двух слов толком не свяжу. И все же я, накинув куртку, выхожу во двор, внушая сама себе: «Успокойся. Соберись. Ты сможешь».
— Лена, к вам тут гостья, — оглянувшись, говорит охранник и указывает на Вику. — Говорит, она дочь губернатора Леонтьева. Пропускать?
— Ну, здравствуй, — ослепительно улыбается Вика. — Поговорим? По-моему, давно пора.
Нащупываю в кармане сотовый. Вот он где. Сжимаю его, как будто это может придать сил или уверенности.
— Почему нет? — отвечаю ей почти ровно, хотя внутри по-прежнему потряхивает. Затем обращаюсь к охраннику: — Да, пропустите, пожалуйста.
54. Лена
Вика явно тут ни разу не была. Идет и озирается по сторонам. Я следую за ней и на ходу успеваю отправить Герману коротенькое сообщение: «Здесь Вика».
Смотрю, через весь двор ко мне трусит Лада, немецкая овчарка. То есть не ко мне, а к Вике. Она только чужих встречать выходит.
— Отгони собаку! — пугается Вика, когда та ведет носом возле ее ног и тихо рычит.
— Она не тронет, если не будешь делать резких движений, — повторяю ей слова Германа.
Он мне так говорил, когда пару недель назад привез Ладу сюда из дома своего отца. Заставлял меня ее кормить, говорить с ней, чтобы она меня поскорее признала не как хозяйку, конечно, но как «свою». Сам стоял рядом на всякий случай, но я все равно нервничала. И до сих пор, если честно, напрягаюсь, хоть Герман уверяет, что Лада обученная и никогда просто так не набросится. И когда его нет дома, даже не суюсь в ту часть двора, где она обитает.
— А я гляжу, ты тут хорошо освоилась, — хмыкает Вика. — В доме моего жениха.
Мы поднимаемся на террасу. И я останавливаюсь почти напротив входной двери, чуть наискосок, облокачиваясь одной рукой о перила.
— Извини, в дом приглашать не буду. Если есть что сказать — говори здесь, — кивком указываю я. Вроде даже смогла произнести это более-менее твердо, несмотря на внутреннюю панику.
Лада устраивается прямо у двери на коврике, положив морду на вытянутые передние лапы. Она будто бы дремлет, только вот уши у нее настороженно стоят торчком. Герман был прав — как бы я ни боялась его собаку, но сейчас с ней действительно спокойнее.