Вика Леонтьева недовольна тем, что придется разговаривать на улице. Ей явно хотелось зайти внутрь, посмотреть, как мы живем. Но Лада — аргумент, с которым не поспоришь. Поджав губы, она отходит подальше от собаки и останавливается у перил рядом со мной.
Смерив меня оценивающим взглядом, Вика цедит:
— Ты ведь в курсе, что мы с Германом скоро поженимся? — Она как бы невзначай взмахивает кистью, демонстрируя мне кольцо, очень красивое, наверняка с бриллиантами. — И как, нормально себя чувствуешь?
Отвожу взгляд и отвечаю:
— Может быть, он передумал на тебе жениться…
Наверное, я говорю не то, но мне трудно собраться, когда так нервничаю.
Она в ответ лишь смеется, правда как-то фальшиво. Лада тотчас приподнимает голову, словно оценивает обстановку, и снова опускает.
Викин взгляд становится откровенно злым, что совсем не вяжется с ее смехом.
— А ты еще больше дурочка, чем я думала, — произносит она полуснисходительно-полунасмешливо. — Что смотришь? Решила, что шикарного мужика заполучила? Решила, что он вдруг воспылал к тебе любовью и поэтому забрал сюда из твоей вонючей дыры? Радуешься, наверное, что так ловко выскочила из грязи в князи, да? Что, наконец, прибрала его к рукам? Да! Я все знаю. Знаю, что ты влюблена в Германа еще со школы, что бегала за ним, как собачонка… И чуть не сдохла потом, когда он тебя бросил и уехал в Канаду. Герман мне всё про тебя рассказал.
Я стараюсь никак не реагировать и даже вида не показывать — знала ведь, что она будет вовсю стараться меня уязвить, но ее слова так жалят… Особенно последние фразы. Этого я не ожидала. Наверное, у меня в лице что-то такое проскальзывает, несмотря на все мои усилия казаться равнодушной, потому что у нее тут же проступает злорадное выражение.
— Что, первая любовь не ржавеет, да? — ухмыляется Вика. — А я помню, как ты в обморок чуть не грохнулась, когда пришла убирать наш номер. Мы тогда с Германом из-за чего-то поссорились… не помню уже, из-за чего… Но зато помню, какая потом у нас крутая ночь была… Герман умеет мириться…
Она улыбается. А я молчу, чувствуя, как против воли густо краснею, а внутри будто разливается едкая кислота.
— Кстати, я сразу догадалась, что это ты ему названивала и загадочно дышала в трубку. Вот тогда Герман мне и рассказал про тебя. Меня тогда из больницы отпустили на один день. Он так соскучился… Мы весь вечер из кровати не вылезали… Он на пять минут отлучился в душ, а тут ты…
Она испытывающе смотрит на меня, будто оценивает, как сильно мне больно от ее слов и куда еще ударить. Я же изо всех сил стараюсь казаться невозмутимой.
— Так ты правда думала, что он с тобой сейчас, потому что вдруг… ни с того ни с сего влюбился? — усмехается она. — Дура. Герман тебя тупо использует.
— Глупости, — дрогнувшим голосом произношу я. — Герман никогда бы так не поступил. Да и как он может меня использовать? Ерунда какая-то. Ты специально это сочиняешь… от обиды или со злости…
— Ой, да ты реально дура непрошибаемая, — издав смешок, закатывает глаза Вика. — Герман с тобой сейчас только потому, что вдруг выяснилось, что ты — единственная свидетельница по Славкиному делу. Точнее, что единственная свидетельница — это ты. Влюбленная в него собачонка. От тебя ему надо только одно: чтобы ты отказалась от своих показаний. И больше ни-че-го.
— Зачем это Герману? Он никакого отношения к изнасилованию Юли не имеет.
— Зато мой братец имеет самое прямое отношение. Его будущий… э-э… короче, родственник. Папочка трясется, что этого дебила Славку могут теперь набутылить за то, что он твою подружку трахнул. Ну и его заодно в губернаторы не выберут. Вот и попросил Германа замутить с тобой. Наплести тебе с три короба, чтобы ты им не мешала своими показаниями Славкину жопу спасать.
— Бред какой-то. Не может этого быть… — качаю головой.
— Что ты заладила? Включи свой куриный мозг, если он у тебя есть. Ты папочке как кость в горле. Он же всех, кого можно, купил, чтоб молчали. Даже ментов. Одна ты уперлась рогом. А Герман делает всё, что папа попросит. Он же почти член нашей семьи. К тому же папа помогает его отцу. Ты ведь в курсе, что отец Германа тоже под следствием? Что может лишиться бизнеса и надо-о-олго-надолго сесть? Ну вот. Папа теперь старается, чтобы его дело закрыли. И Герман, естественно, помогает ему со Славкой.
— Герман не такой, — повторяю упрямо. — Я знаю.
— Не такой, — передразнивает она раздраженно. — Что ты там знаешь, дура? Еще раз для особо одаренных: Германа мой отец попросил заняться тобой, чтобы тебя заткнуть. Навешать тебе лапши, даже трахнуть, да…