55. Лена
Возле здания суда какое-то нездоровое оживление. Или это я всё так остро воспринимаю. Парковка запружена машинами. На крыльце толпятся люди. Стайки журналистов приготовились и ждут, а к ним у меня теперь вообще никакого доверия.
Я стою чуть поодаль. Время еще есть. Я пришла слишком рано. Боялась опоздать. А теперь просто боюсь. Да так сильно, что внутри не утихает дрожь, а по спине струится холодный пот. Даже ладони взмокли. Кажется, вот-вот грохнусь в обморок, что, в общем-то, немудрено с таким дефицитом сна, как у меня. Сегодня ночью ни на секунду глаз не сомкнула. Хотя напилась бабушкиных капель. Да и всю последнюю неделю нормально не спала.
Как же мне не хватает Германа. Как быстро и сильно я к нему привязалась. Как же невыносимо я теперь по нему тоскую…
Сегодня увижу его первый раз с того дня, как приезжала Вика. И это тоже изрядно добавляет нервного волнения. Я сейчас как натянутая струна, и когда звонит телефон, аж вздрагиваю.
Это Олеся Владимировна.
— Лена, ты где? Я приехала…
Я оглядываюсь. И действительно, она торопливо, короткими пробежками приближается со стороны автобусной остановки.
Эти дни она не оставляла меня, всячески поддерживала, хотя и зудела время от времени: «Я же говорила». Но натыкалась на мой взгляд и смолкала: «Ладно всё, прости, не буду». Я просила её вообще не заикаться о Германе. Но иногда, видимо, прорывалось.
Олеся Владимировна замечает меня, подходит и останавливается рядом. Она вообще могла бы не приходить, суд закрытый, она в нем не участвует. Но пришла. Я благодарно улыбаюсь ей. Мне и правда с ее приходом становится как-то легче морально.
— Ой, думала опоздаю, — частит она. — Игорь сегодня работает, не смог подвезти. Пришлось на маршрутку идти. Ждала, наверное, полчаса… Ну что? Никого еще нет? Юлия еще не приехала? А ты как? Сильно волнуешься? — обеспокоенно заглядывает мне в глаза. — Выглядишь что-то неважно. Не заболела? Осунулась вся… бледная такая… Ты хоть спала немного? Ну нельзя же так! А ела?
Вдруг вижу, как на парковку медленно въезжает одна за другой три черные иномарки. Наверняка это Леонтьев со своей семьей. И точно — они. Сам губернатор, его сын, Вика… Сердце, вздрогнув, сжимается. Вместе с ними приехал и Герман…
— Заявился, подлец, — шипит Олеся Владимировна, глядя на него.
Журналисты сразу же устремляются к ним навстречу. Но охрана Леонтьева окружает его и всех, кто с ним, кольцом, никого к ним не подпуская даже близко.
— Я не смогу… — вырывается у меня.
— Сможешь! — уверенно заявляет Олеся Владимировна. — Я тебя знаю. Ты справишься. Я в тебя верю.
Вскоре приезжает Юлька. Олеся Владимировна окидывает ее с головы до ног и неодобрительно качает головой:
— Юль, ну ты могла бы как-то скромнее выглядеть…
Юлька оглядывает себя.
— Куда скромнее-то? Юбку в пол и хиджаб? — издает она смешок. Но я вижу — Орлова тоже нервничает.
— Ну хотя бы помаду красную сотри.
Но Юлька от нее только отмахивается.
Мы втроем подходим к зданию суда, и тут Юльку замечают. Сначала некоторые просто оглядываются на нее и кивают, мол, вон она. Орлова, конечно, это тоже видит, но шагает, задрав подбородок, типа ей плевать. А затем какой-то парень из толпы выкрикивает:
— Такую шкуру только драть во все дыры.
Похабную реплику сопровождает смех его дружков. Юлька и бровью не ведет, будто не слышит эту гадость, но едва мы заходим в холл, сразу как-то сникает. Достает из сумочки платок и вытирает помаду, а волосы собирает хвост.
— Что? Так лучше? Достаточно скромно? — спрашивает с надрывом у Олеси Владимировны.
— Не обращай внимания на идиотов, — говорит она с сочувствием, а потом снова замечает Германа. Я-то его увидела сразу же, как только мы вошли в здание, но не подала виду.
Он стоит чуть в стороне, у металлодетектора, через который пропускают по одному. Мужчина перед ним долго не мог пройти — все время срабатывал сигнал. Из-за этого образовалась небольшая заминка.
А теперь и Герман как раз выкладывает из карманов ключи и что-то еще. Я поглядываю в его сторону украдкой. Приказываю себе не смотреть на него вообще, и так слишком очевидно, что я нервничаю, но взгляд то и дело притягивается сам. А как только его увидели Олеся Владимировна и Юлька, к лицу тотчас к лицу приливает кровь. И я прямо чувствую, как краснею. Идиотизм.
А затем, к моему ужасу, Олеся Владимировна вдруг устремляется Герману.
— Подонок! — выплевывает она ему в спину. — Мерзавец!
Я спешу за ней следом. Пылая, тяну ее за локоть обратно, прошу прекратить. Спасибо хоть она не кричит на весь холл, а то я бы сгорела от стыда, но все равно ее слышит пристав и делает замечание: