Выбрать главу

Тоскливо вздохнув, говорю ему:

— И кому ты хуже этим сделаешь? У тебя мать уже старая. Если на себя плевать, о ней хоть подумай. Сейчас уже не она о тебе должна заботиться, а ты о ней…

Он лежит, смотрит перед собой и, растопырив ноздри, шумно тяжело дышит.

— В общем, хочешь быть гордым и беспомощным — дело, конечно, твоё.

Отталкиваюсь от стола и иду к выходу.

— А тебе-то какая разница? — бросает мне в спину Антон.

— Никакой, — честно говорю ему я. — Мне лично плевать, лежишь ты, ходишь или бегаешь. Но… я хочу, чтобы Лена была счастлива. Хочу избавить ее от чувства вины.

Он ничего не отвечает, и я выхожу из комнаты. Уже на улице меня догоняет Ленина подруга.

— Герман, подожди! Не говори, пожалуйста, что ты нас… ну, что мы… — мямлит она, краснея.

— Что вы с ним спите? — заканчиваю за нее. — Я и не собирался.

— Просто лучше я сама… потом… Я вообще не собиралась, честно! Просто так вышло… Ну, мы просто вчера отметили немного…

— Я ничего Лене не скажу, но, ради бога, избавь меня от подробностей. А если тебя волнует Лена, то уговори его на лечение.

— Да, да, конечно, уговорю! Обязательно! — закивала она с готовностью. — Спасибо!

***

Спустя два дня

Вечером едем с Леной к отцу. Он возжелал вдруг познакомиться с будущей невесткой поближе. Особым желанием, конечно, не горю, но как-то нужно выстраивать их отношения.

Лена нервничает. Могу ее понять. Я бы на ее месте и вовсе не хотел никаких знакомств.

В доме отца неожиданно людно. Оказывается, он пригласил к себе и всё семейство Явницких, и Марка Соломоновича с женой, дочерью и зятем, и еще кого-то. Поначалу все разглядывают мою Лену с любопытством, заваливают ее вопросами. Еще бы. Отец ведь представил ее, когда мы вошли, весьма своеобразно.

— Друзья, моего Германа вы все знаете, а вот эта милая девушка — Елена. Любовь всей его жизни.

За столом прокатываются легкие смешки, совершенно безобидные, но бедная моя Леночка первые пять минут сидит аж пунцовая. Впрочем, довольно быстро осваивается. Находит общий язык с женой Макса, они ровесницы. Да и с остальными нормально общается. Отец же с ней — просто сама любезность.

В какой-то момент отец просит меня выйти с ним. Мы запираемся у него в кабинете. К нам присоединяется и Марк Соломонович.

— Значит, всё? — многозначительно спрашивает отец.

Но я его понимаю. И киваю утвердительно:

— Всё.

— Да, конечно, всё! — подхватывает Марк Соломонович. — По всем новостным каналам сегодня только о нем… о его аресте… Леонтьев даже сынка своего переплюнул по популярности…

— Интересно, как ему в СИЗО понравится, — хмыкает довольно отец. Потом переводит взгляд на меня и, расплываясь в улыбке, распахивает объятья. — Спасибо тебе, сын… А я ведь, признаться, до самого конца не верил, что у нас выгорит как надо… Это всё ты!

— Молодец, молодец, что тут скажешь… — поддакивает адвокат.

***

Возвращаемся домой около полуночи. Лена, раскрасневшаяся, счастливая, делится впечатлениями:

— Какой чудесный вечер получился, да? Я боялась твоего папу, а он, оказывается, вполне даже ничего. И мне очень понравилась Алена…

Заходим в дом, и тут звонит сотовый.

— Так поздно… — встревоженно хмурится Лена. — Наверное, что-то случилось.

Это отец.

— Герман, ты еще не слышал новость? Я сам только что узнал… позвонили вот… Леонтьев в тяжелом состоянии попал в больницу. Обширный инфаркт. Уж не симулирует? Как думаешь? У всех у них сразу инфаркты, как только им хвост прищемят.

Но уже из утренних выпусков узнаем трагическую новость — Леонтьев скончался в реанимации. Действительно, не выдержало сердце.

Лена пытливо смотрит на меня, потом подскакивает ко мне, обнимает и бормочет:

— Герман, хороший мой, ты даже не думай… ты здесь ни при чем.

— Ни при чем, — на автомате повторяю я, впадая в тяжелый ступор. Грудь сдавливает, а в голове стучат вчерашние слова отца: «Это всё ты… это всё ты…».

Эпилог

Спустя два года

— Ленчик, так не хочется с тобой расставаться… — хнычет Юлька. — Как я буду без тебя…

— Ничего, уж ты-то у нас нигде не пропадешь, — поддевает ее Олеся Владимировна.

Она всегда очень критична к Юльке. Тогда, во время суда, она ее, конечно, всеми силами поддерживала. И когда Славе Леонтьеву и Никите Кокорину вынесли обвинительный приговор, она ликовала и радовалась вместе с нами. А потом взялась ее «воспитывать». Мол, не так ведет себя, не так одевается, не к тому стремится. Но Юлька не я, она ей ужасно огрызается. И поэтому, хоть и дружу я с обеими, но стараюсь встречаться с ними по отдельности.