— Он и знал, — подтверждаю я.
— А он-то откуда? — еще больше удивляется отец.
— От меня.
Несколько долгих секунд отец сидит молча, даже вино свое не пьет. Смотрит на меня так, будто впервые видит и не понимает, откуда я тут взялся.
Вздохнув, откладываю нож и вилку.
— Да, папа. Я сначала слил журналисту… Егорову… информацию по тем землям, потом предупредил Леонтьева, что его об этом могут спросить. И предложил вариант, как из всего этого без потерь выйти.
Отец закашливается, делает несколько больших глотков вина, глядя на меня круглыми глазами. И наконец снова обретает дар речи.
— Я ничего не понял.
— Чтобы поймать крупную рыбу, ее сначала нужно прикормить, — терпеливо объясняю я.
— Ну ясно, ясно, — кивает отец. — Но Леонтьев и так вроде с тобой нормально уже.
— Мне не надо нормально. Мне надо…
— Да понял я. Но ведь мы могли и с этими землями его прижать! А там еще Славик его что-то выкинул, Марк сказал. Девку, что ли, какую-то изнасиловал. Тоже в копилочку бы пошло, а? Как раз перед выборами самое то.
— Это всё мелочи. С этим он, максимум, не станет повторно губернатором. А на Славика мне вообще плевать.
— А что тогда? Я не пойму, что ты хочешь.
— Не люблю пафос, но тебе, наверное, так будет понятнее. Врагов не надо дразнить, не надо делать им гадости. Врагов надо уничтожать. Как ты любишь говорить, окончательно и бесповоротно. Леонтьев должен лишиться всего. И сесть. Не на год-два, а надолго.
— А что, есть чем зацепить? — отец сразу оживляется. — А что молчишь? Расскажи!
— Извини, — качаю я головой.
— Да ты чего, Герман? С отцом-то уж поделись планами! — заводится он.
— Я никогда не делюсь планами. А ты лучше прекрати общение с Явницким… на время.
После ресторана еду к Леонтьеву — он раз пять мне уже позвонил. А его дочь — раз пятьдесят. Но Викины звонки я или сбрасываю, или принимаю, но сразу говорю, что занят и, опять-таки, сбрасываю. А вот от Леонтьева так не отмахнуться. К сожалению.
Он же в последнее время как будто шагу ступить не может, не посоветовавшись. Если бы еще по делу спрашивал. А то ведь наверняка опять про этого придурка Славика заведет речь.
Он, как насел на меня в понедельник, когда мы с Леной были, так и до сих пор: как быть? Что делать? А если вдруг, то что?
Так и хочется выдать ему в лоб: нечего было творить такую дичь!
Но приходится его поддерживать, изображать вовлеченность, подсказывать…
Когда я приехал от Лены — а приехал я почти под утро, Леонтьев ждал меня в библиотеке. Весь на нервах.
И сразу начал:
— Всё не так просто оказалось, Герман. Славка к этой девице приходил, рассказал, что у него есть видео, где ее там по-всякому. А шлюха эта бесстыжая заявила, мол, пусть показывает, кому хочет. Менять показания не будет и все тут. Тогда к ней ребята заглянули. Сегодня. Деньги предлагали по-хорошему. Она — ни в какую. Ты понимаешь, на ней пробы негде ставить, а туда же… И ведь всё сама… заманила в свой вертеп мальчишек, жопой там крутила голой, а теперь жертвой прикинулась. Настаивает…
— Игорь Юрьевич, ну и пусть она настаивает. Вы ведь записи с камер удалили. Всех свидетелей уже… обработали. Так? Все подтвердят ваши слова.
Он кивнул, а потом сказал:
— Не всех. Там еще одна какая-то… Ну с ней мы поговорим. Завтра, может быть. Просто она — единственная не из этой их общаги. Поэтому с ней пока не разговаривали. Но ребята уже выяснили, кто она, где живет.
— Ну и в чем проблема? — пожал я плечами.
— Да как-то все равно нервно, знаешь… И так это не вовремя! Тут выборы на носу, сейчас такое внимание ко мне повышенное, а этот дурак… Ей-богу, с таким сыном врагов не нужно! Боюсь, что просочится…
— Конечно, просочится. Если уже не просочилось.
Леонтьев побледнел на глазах. И аж затрясся.
— Ну всё… это конец… Мои вообще-то мониторят, вроде пока ничего, но в любую минуту ведь может рвануть… Это ж будет конец… позорище… А, может, можно еще что-то сделать? Герман, ты же у меня голова, ну придумай что-нибудь, а? Подскажи…
— Запустите эту историю в массы первым, да и всё. Сыграйте на опережение. Расскажите вашу версию. Сделайте упор на ее репутацию.
— Самому? Рассказать об этом?
— Об этом все равно узнают. Вопрос, как и в каком свете. Даже если она потом попробует оспорить, то… — Я развел руками. — Prior tempore — potior jure. Кто явился первым, тот и прав. Да и в целом, общество легко в чем-то убедить, а вот переубедить гораздо сложнее.