– Одиннадцатый «А», английская группа, обращаюсь к вам. Следующим у вас урок у Олеси Владимировны. Предупреждаю заранее: чтобы сидели тише воды, ниже травы. Если только узнаю, что кто-то из вас пытался сорвать урок – у вас будут самые серьезные последствия. Так что давайте мне там без ваших фокусов.
Она уже собирается выйти, как взгляд ее выхватывает Петьку. Чернышов склоняет голову еще ниже, но она уже что-то углядела.
– Чернышов! Петя… – она меняется в лице. – Кто это сделал?
Не дожидаясь от него ответа, она обводит гневным взором весь класс.
– Вот, значит, как. Сначала вы врете и выгораживаете горе-педагога, а теперь сами мордобой устраиваете? Что ж, родительским собранием мы, очевидно, не ограничимся…
– Да никакого мордобоя не было! – неожиданно вскидывается Петька. – Это я вчера на тренировке… на спарринге…
Она смотрит на него с сомнением.
– Чернышов, кого ты выгораживаешь? Тех, кто тебя избил!
– Да никого я не выгораживаю! И никто меня не избивал! Говорю же, на тренировке неудачно под удар подставился.
Я не понимаю Петьку! Зачем он это делает? Ради чего? И сама не могу ничего сказать – обещала же ему…
Несколько секунд директриса молчит, сверля его взглядом. Потом произносит:
– Сейчас урок закончится – и зайди ко мне.
После физики Чернышов провожает меня на английский.
– Если что… если кто лезть будет, ну и вообще – ты мне сразу пиши или звони, – внушает мне перед дверью кабинета.
– Петь, зачем ты их прикрываешь? Они же сволочи, трусливые, подлые, жестокие… Пусть бы Лидия Романовна с ними разобралась. Ну, правда, зачем?
– Зачем, зачем… – бурчит он недовольно. – Чего позориться-то? Ладно, пошел я.
***
Со звонком мы рассаживаемся по местам. Вся наша английская группа присутствует в полном составе, а я в очередной раз удивляюсь про себя, как же наши безропотно слушаются Горра. Он пошел на урок – и все пошли.
Олеся Владимировна сначала коротко рассказывает о себе. Правда я половину не понимаю – к английскому у меня совсем нет способностей. Я, конечно, стараюсь, зубрю, беру измором, но дается он мне очень тяжело. А уж английскую речь на слух я вообще едва воспринимаю. Тем не менее ее последнюю фразу я понимаю:
– Do you have any questions for me?* – спрашивает она и переводит взгляд с одного на другого. (*У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?)
Тишина. Она еще задает несколько вопросов, но все молчат. Не потому, что не знают. Они молчат назло. Смотрят на нее со злым ехидным прищуром и намеренно не произносят ни звука. Так договорились. И даже оправдание себе сразу придумали на всякий случай: директриса же велела быть тише воды, ниже травы. А я бы рада что-нибудь сказать, но знаний не хватает.
Тогда Олеся Владимировна раздает нам листочки с тестами. Говорит, что хочет проверить, какой у нас уровень.
– Как сделаете тест – сдаете мне и идете домой.
Не прошло и получаса, как все наши сдали свои тесты и все так же молчком покинули кабинет. Остались только я и Горр.
Я-то понятно, почему застряла. А вот Горр…? У него ведь английский – как родной. Для него такой тест – пустяк. Но он сидит за последней партой и всё ещё что-то там пишет.
Олеся Владимировна терпеливо ждет, пока я ломаю голову над формами неправильных глаголов. Потом ей кто-то звонит, и она выходит с телефоном в коридор.
Я слышу за спиной шум, а в следующую секунду Горр садится рядом со мной. За мою парту.
13. Лена
От неожиданности я в первый миг не нахожу, что сказать. И к своему неудовольствию ужасно нервничаю. Утром на лестнице смелости мне придавала злость, а теперь чувствую, как сердце пугливо скачет. Что ему надо от меня? Хотя догадываюсь… Как же невовремя вышла Олеся Владимировна!
Горр еще и сидит, доставляя максимальный дискомфорт: развернувшись ко мне всем корпусом. Подперев щеку рукой, разглядывает меня скользящим, даже каким-то обволакивающим взглядом. Я чуть отодвинулась, но его колени все равно касаются моей ноги, отчего мне неловко вдвойне. Нет, втройне. Настолько, что, чувствую, щеки уже полыхают.
– Не бойся, – говорит он, замечая мою нервозность.
– Никто и не боится. Чего тебе? – отвечаю ему сердито.
И я действительно его не боюсь. Ну что он мне сделает в классе, куда в любую секунду вернется англичанка? Нет, это не страх, это… даже не знаю, что. Просто в его присутствии мне не по себе. Особенно наедине. И особенно, когда он рядом.
– Какая ты сегодня суровая, – усмехается он.
Я не поворачиваюсь к нему – у меня и так внутренний мандраж от напряжения. Сижу прямо, с силой сжимаю ручку и таращусь в листок с тестом, хотя едва ли понимаю сейчас, что там напечатано.