– Ну… пацаны сказали, – сознается Петька сконфуженно.
– Какие пацаны? Наши? – удивляюсь я.
– Ну да.
– Когда?
– Да не помню уже, – Петька явно юлит.
– Вчера?
– Ну, вчера, – отводит он глаза.
– Петь, ты с ними вчера разговаривал? – не верю своим ушам. – Про ресторан Горра?
– Ну, не только про это…
– Они же тебя избили!
– Ой да какой там избили! – бубнит он. – Помахались немного. Чё такого?
– Они вчера весь день тебя оскорбляли! Петь, ты чего? Ты в самом деле после всего с ними общался?
Петька отворачивается.
– Петь? – я останавливаюсь и дергаю его за рукав.
Он тоже останавливается, резко разворачивается ко мне.
– Ну что? Что Петь? – сердится он. Желваками играет. – Ну, чего ты раздуваешь из мухи слона? Когда надо – я тебя поддержал. Чего ты еще от меня хочешь? Чтоб я все время под тебя… делал всё по-твоему? Да, мы с пацанами всё вчера перетерли. Порешали между собой. Нормально теперь всё. А ты как хотела? Чтобы нас всем классом гнобили до конца года? Чтоб меня из команды погнали, да? Накануне матча! Чтоб пацанам в падлу было за руку со мной здороваться? Чтоб мы были оплёванные, но гордые? Так ты хотела?
Петька почти кричит, так, что на нас оглядываются прохожие.
– Ну что ты на меня так смотришь? – произносит он уже тише.
– Идём в школу, – через силу говорю я. – А то на урок опоздаем.
И шагаю вперед, а у самой веки жжет от подступивших слез.
Петька вскоре догоняет меня.
– Лен, ну, прости. Ты обиделась, да? Лен, ну не обижайся… Я это… погорячился малость. Я не хотел. Просто на таком нервяке эти дни, вот и сорвался. Ну, прости. Я – дурак. Ну, хочешь я не буду больше с пацанами общаться? Вообще. Пошлю всех лесом и сам из команды уйду? Хочешь?
– Петь, это решать только тебе.
– Я серьезно. Если хочешь – пошлю их нафиг. Только не обижайся, а? – Петька заглядывает в глаза, и вид у него при этом виноватый и жалостный. Ну как на него злиться? Хотя я и не злилась. Это, скорее, легкое разочарование. Ведь для меня самой просто немыслимо общаться как ни в чем не бывало с теми, кто недавно пытался тебя унизить.
Когда подходим к школе, у ворот останавливается черный кадиллак, на котором привозят и увозят Германа. И Чернышов заметно прибавляет шаг, так, что я едва за ним успеваю.
– Ты куда так заторопился?
– Сама же сказала – на урок опаздываем, – бурчит он.
В школьном вестибюле – как всегда перед первым уроком – толчея. Но я сразу замечаю группку наших. Они тоже нас видят. Точнее, первым увидел Гаврилов, а потом, как по команде, оборачиваются все. А вот Петька почему-то делает вид, что не замечает их и быстро проскакивает в гардероб.
В спешке раздевается сам, хватает мою куртку и, расталкивая, других сдает нашу одежду гардеробщице. Я пробираюсь сквозь кучку галдящих семиклассников и иду к выходу, и в этот момент в дверях гардероба появляется Горр.
Я успеваю поймать его взгляд, пристальный и как будто горящий. Взгляд охотника, обнаружившего свою цель. Мне становится не по себе, даже внутри ёкает.
Я хочу обернуться, посмотреть, где там Петька застрял, и скорее сбежать от этого взгляда – как вдруг мне в спину ударяет что-то большое и очень тяжелое и буквально валит с ног. Сзади кто-то вопит, кричит, взрывается хохотом. А я, беззвучно охнув, лечу вперед, понимая, что сейчас растянусь на полу, под ногами у всех. Под ногами у Горра.
И тут меня кто-то ловит за предплечья… Не кто-то – Горр. Я уже стою, вернув равновесие, а он все еще меня держит. И смотрит прямо в глаза. Только совсем не так, как мгновение назад. Без этого своего насмешливого прищура. И при этом молчит. Хотя я тоже молчу, только дышу тяжело и часто от внезапно пережитого испуга. Потом он опускает взгляд на губы.
– Осторожнее, – наконец произносит он серьезно, отводит глаза и сам отходит в сторону.
Я оглядываюсь на Петьку. Он тут же подбегает ко мне, по пути отвесив подзатыльник кому-то из семиклашек. Поднимает с пола мою сумку, протягивает мне, и мы вместе выходим.
– Горр тебе что-нибудь сказал? – бубнит Петька. – А что он тебе сказал? Чего он вообще так долго тебя держал? Не, спасибо ему, что он тебя поймал, но чего так вцепился? Чуть ли не обнимался…
Только я все еще в каком-то оцепенении.
– Что это было? Кто меня толкнул?
– А-а, да это не тебя. Это придурки из седьмого класса подножку поставили толстому. А он на тебя повалился. Я тоже рванул к тебе, но Горр этот… Ну так он тебе что-то сказал?
– Идём уже, – говорю я, потихоньку приходя в себя.
15. Герман
Третьякова меня удивила. Кто бы мог подумать, что в этой тихоне столько упрямства и прямо-таки железные принципы.