– Горячее будет через десять минут, – сообщила она с улыбкой и удалилась.
Наши сразу перестали так бурно клокотать, теперь просто недовольно бухтели.
– Почему он? Он же нас киданул…
– Он играет хорошо, – пожал я плечами.
– Не он один, – обиделся Шатохин.
– Тебе самому хочется стать капитаном? – спросил я насмешливо.
Конечно, ему хотелось. И спроси я его иначе, серьезным тоном – он бы это признал. Но он ожидаемо повелся на насмешку.
– Нет, ничего мне не хочется… при чем тут я, – буркнул Шатохин, смутившись, – просто… что сразу Черный?
– Ну вот видишь, тебе не хочется. А Петру хочется. Какие проблемы? И он, я уверен, справится.
– Да как так-то? Он же нас предал!
– Пацаны, ну чего вы? Ну да, я ошибся… я готов исправиться… – заскулил Чернышов.
– Да ладно вам, – поддержал его я. – Кто не ошибается? Дадим человеку шанс. Может, Петя нам еще докажет, какой он молодец.
– Да! – с готовностью заглотил наживку Петя. – Я что угодно сделаю, чтобы доказать, что я…
– Ну да, – хмыкнул Ямпольский. – Третьякова опять ему велит что-нибудь, и этот каблук снова под нее прогнется.
– Не будет этого! – горячо возразил Чернышов. – Слово пацана даю!
Больше я в беседу не вмешивался, всё и так уже шло, как нужно.
– Слово пацана? – хохотнул Гаврилов. – Где каблук и где пацан?
– Да ничего я не прогибался под Третьякову! И никакой я не каблук! Просто пожалел ее…
– Просто пожалел он, ага. Черный, ну че ты лепишь? Как будто никто не в курсе, что ты запал на Третьякову…
Чернышов пошел алыми пятнами.
– Да ни на кого я не западал! Че ты гонишь? Она просто моя соседка. Ясно? Соседка и всё. Пацаны, ну серьезно, я вас на подведу. Вот увидите.
Мне даже как-то жалко Третьякову стало. Она ведь ему и правда нравилась. А отрекся от нее, ни секунды не колеблясь. Видимо, себя он любит больше. Впрочем, это естественно – любить себя. Базовый инстинкт…
– А ты докажи, тогда поверим, – предложил Шатохин. – Докажи, что тебе на Третьякову пофиг. Тогда так и быть, грешок простим. Да, Герман?
Я пожал плечами, типа, мне без разницы, хотя именно такой поворот я и ждал.
– Если докажешь – простим, да, пацаны? Ну и против капитана тогда возражать не будем, раз уж Герман тебя предложил, – подытожил Шатохин, а остальные поддержали.
– Хорошо! – выпалил этот дурак. – Что нужно сделать? Только бить Ленку я не буду… ну, то есть… в смысле, я вообще девчонок не бью.
– Да никто и не просит ее бить, – хмыкнул Сенкевич. – Там кого бить-то…
– А что тогда? – Черный аж воспрянул духом, и глаза у него заблестели, как у гончей.
– Да придумаем щас что-нибудь эдакое, – Гаврилов тоже воодушевился. – Испытание на прочность.
– Герман, что такого можно замутить?
– Это уже без меня. С сегодняшнего дня я больше не в команде, так что сами давайте.
– Ну хоть поболеть за нас придешь?
Я снова пожал плечами, мол, как получится. Когда разошлись, я поехал с Василием домой, а наши потащились в ночной клуб, прихватив с собой довольного Чернышова и заодно вызвонив кого-то из девчонок. Михайловскую, вроде.
Ну а вечером в чате класса, откуда Третьякову и ее подругу выкинули накануне, уже вовсю обсуждали «испытание» для Черного…
20. Герман
Идея с испытанием для Черного воодушевила наших так, что чат класса гудел до полуночи. Даже о грядущем собрании все забыли. Как из рога изобилия накидывали варианты, что бы такого Пете загадать. И радовались, мол, одним выстрелом двух зайцев убьем: Третьякову за предательство накажем и Черного проверим на вшивость.
Я в обсуждения не лез и вообще чат сначала не читал. Мне хотелось лишь вскрыть Петю. Так, чтобы она… в смысле, Третьякова, увидела его без своих розовых очков. А мысль о том, чтобы заодно и её под каток, меня не заводила.
Потом, уже утром, пока завтракал, пробежался глазами по последним сообщениям в чате.
Испытание наши, конечно, придумали примитивнее некуда: заманить куда-нибудь Третьякову, а там уж с ней или, точнее, над ней поразвлечься вовсю.
Куда и когда заманивать – до сих пор обсуждали. Да и как именно развлекаться – тоже ещё спорили: потискать, поглумиться, напоить до беспамятства, нафоткать в непотребном виде и тому подобное. Но главный момент заключался в том, что заманить её должен Чернышов. Причем так, чтобы Третьякова до последнего ни о чем не подозревала.
Сам Чернышов тоже пару раз вякнул: