© Герман Гессе «Демиан. Гертруда»
Не сразу, конечно, но облегчение всё-таки наступает. Продолжаю встречаться с друзьями, и от этого боль понемногу притупляется. Но всё равно в ближайшее время я скорее всего ничего не напишу.
Всё как-то идёт своим чередом, и однажды вечером мы с девочкой после насыщенной прогулки сидим и ужинаем в кафе.
Вспоминаю, что завтра у нас с другой подругой в планах навестить учителей. Пишу ей, дабы уточнить, выяснила ли она, будут завтра в гимназии те, к кому мы собрались.
– Я стремаюсь.
Супер. Время – девятый час, завтра уже идти, а она всю неделю стремалась звонить в школу!
Со всеми, кто имеет хоть какое-то отношение к школе, я давно потеряла связь – мои подруги не в счёт.
– И ты теперь предлагаешь мне это у органика в личке выяснять?!
– Ахахахах… Ну, напиши ему.
– Не издевайся.
– Не издеваюсь. Я серьёзно.
Глубоко вздыхаю. Удручённо обращаюсь к девочке напротив:
– Сейчас будем преподу писать, с которым вместе за выпивкой ходили.
Выбираю для решения этого вопроса не общую беседу, а твой директ. Вбиваю текст, уже предвкушая, как ты пошлёшь меня далеко и надолго. Никак не могу решиться и отослать это безобидное сообщение. Почему-то так страшно, что ты ответишь грубо или вообще не ответишь.
Говорю подруге, передавая гаджет:
– Ткни, пожалуйста, на «отправить», а то я не могу.
Девочка выполняет мою просьбу и возвращает телефон. Хорошо, что она рядом – в одиночку я бы ни за что не решилась написать тебе.
– Почему не можешь? Он тебе нравится?
На эмоциях выдаю:
– Наверное… – понимая, что не вру, а, похоже, впервые говорю правду о своём истинном отношении к тебе. Да и на этой стадии уже глупо отрицать симпатию к тебе, хоть ты и препод.
«Написала. Жду смерти!»
Откладываю гаджет, продолжая трапезу и прикидывая, как долго ты не ответишь: день или, может быть, неделю… Не прошло и минуты, как я нервно разблокировала свой телефон, обнаруживая в уведомлениях миниатюрную иконку Инстаграма, и… твой ответ.
Ответил ты совсем не так, как я ожидала, а вполне адекватно: под стать твоему отношению к нам. Выдыхаю. Мне всё-таки удалось получить от тебя необходимую информацию.
Возвращаемся в «родное» здание. Подруга очень ностальгирует, чего никак не скажешь обо мне. Снова эти паркетные полы и стены, увешанные масляными холстами выпускников.
Странно, но здесь я не чувствую абсолютно ничего. Я бы предпочла, чтобы этих двух лет в моей жизни вовсе не было. Но с дугой стороны, если бы не гимназия, я бы вряд ли поступила. Ей мне были дарованы испытания, которые меня закалили, пускай я и разочаровалась в преподавателях.
Забредаем в кабинет русского языка и литературы, где нас встречает наша бойкая учительница, что чихвостила меня все два года за слишком яркую помаду и объёмные сочинения. После непродолжительного разговора она не упускает возможности выдать свою коронную фразочку: «Если не знаешь, что делать – иди в театр!».
И я вспоминаю наши с ней походы в театр. Три звонка, мрак зрительного зала и актёры, во всём великолепии раскрывающиеся в своих ролях.
Один такой спектакль был очень весёлым. Это было в театре, что располагается как раз напротив нашей школы; его режиссёр славится крутым нравом и смелыми решениями в постановках.
Мы тогда пошли на «Грозу», которую как раз проходили по литературе. И на некоторых моментах на сцену выбегали обнажённые девушки… А эпизод в овраге вообще был полностью переделан. Даже самому Островскому не снилось то, что происходило между Катериной и Борисом в тот вечер. М-да, что вспомнить, определённо есть!
Проходя мимо красного кирпичного здания, воспроизводим воспоминания и решаем непременно посетить это место снова.
Идём гулять, и я даже не замечаю, что всё время говорю только о тебе – такие разговоры уже давно стали для меня нормой.
– Ты что, влюбилась в него?
Итак, мне почти двадцать. И я даже не придаю значения тому, как в одночасье предмет моих полугодовых переживаний резко перестаёт меня интересовать. Потому что есть ты.
– Влюбляться в преподов нормально. Ты же ассоциируешь его с отцом, а всякая любовь берёт начало из детских переживаний.
Я никогда не считала, что у меня есть серьёзные проблемы в общении с отцом, поэтому и компенсировать здесь особо-то нечего.
Просто твоё заботливое отношение к нам и расспросы о других дисциплинах и преподавателях, а ещё нелепое: «Я же, любя!», когда эмоции берут верх или не совсем уместные шутки в наш адрес слетают с твоих уст… в последнем как будто кроется страх обидеть. Всё это создаёт какую-то семейную обстановку. И мне почему-то так приятно прибегать к твоей помощи на занятиях, признавая то, что нашей группе ты действительно вроде отца…