Но он отвечал мне суровым и неодобрительным взглядом и то и дело пофыркивал в нос, точно насморк его мучил.
Инспектор Дементий Юрьевич Кляп был невысокого роста, широк в плечах, с лицом пухлым и румяным. Эти толстые красные щеки, да еще при светлых, вьющихся волосах, казались не по возрасту ребяческими. И у него был сытый вид - самое неприятное из всех выражений, какие встречаешь на человеческом лице.
"Ох и хлебну я с тобой!" - неизменно думал я, глядя на него.
Следом за Коробейниковым смету ремонта посмотрел и Кляп. Он долго, придирчиво расспрашивал про каждую статью. Потом откинулся на спинку стула и, глядя на меня так, точно хотел пробуравить взглядом насквозь, сказал:
- Все пока не докопаюсь - на каком это пункте вы собираетесь себе в карман положить?
- Как? - Я не сразу понял. Вернее, не позволил себе понять.
- Ну-ну, - почти добродушно усмехнулся он, - мы люди свои. Я директоров перевидал дай боже. Чтоб ремонт - и чтоб на нем для себя не схлопотать? Да за кого вы меня считаете?
- Вы... кажется... изволите... шутить? - спросил я, придерживая себя на каждом слове и не повышая голоса.
- Ну-ну, - повторил Кляп, но уже не так, как в первый раз - сыто и с видом превосходства, - а суетливо, неуверенно. - Ну-ну, зачем же все так близко принимать к сердцу? Я наслышан, наслышан о вашем горячем нраве... Хотел, так сказать, убедиться... ха-ха...
- Вы неудачно шутите, - сказал я. - В другой раз не советую вам убеждаться таким образом в особенностях моего характера. Не советую.
После этого разговора я не только смотреть на него - думать о нем не мог. Я понимал, что это скверно, - ведь мне с ним работать, к нему первому обращаться по любому делу. Но и одолеть отвращение я тоже не мог.
Знаю я эту подозрительность, которая не верит, что можно остаться честным рядом с деньгами. Но до сих пор никогда еще ее грязное жало не обращалось против меня.
Я видел: ему страстно хочется поймать меня на какой-нибудь недостаче, на какой-нибудь оплошности. Прямых подозрений он больше не высказывал. Но однажды, развалившись на стуле, порассказал о том о сем:
- В Хмелевском детдоме зав нагрел себе руки. Тысячи полторы прикарманил. И не придерешься - такой ловкач, все шито-крыто! Комар носу не подточит...
Я скриплю зубами, но помалкиваю.
- А вот в Струмках директор Ладенко - тот поазартнее, тот тысяч на пять...
- Стоп! - говорю я. - Хмелевского зава не знаю, потому молчу. А Ладенко не трогайте. Его знаю. Не поверю. И в обиду не дам, и напраслины слушать не стану.
- То есть как это не поверите? Я его к суду привлекаю, а вы не верите! - Кляп обиженно выпрямляется на стуле.
- Я его знаю. На воровство он не способен.
- А если его осудят?
- Значит, ошибутся. Все равно не поверю.
Кляп смотрит на меня так, словно я чудище заморское.
- Я, - говорит он быстро, - я верю человеку, пока он не осужден. А при нашей работе вообще надо с доверием поосторожнее.
Ну почему такой тупица должен быть инспектором? Чему он может научить, что посоветует?
В кабинете заведующего роно Коробейникова Кляп никогда не сидел, развалясь на стуле, ничуть не бывало! Он сидел на самом кончике стула и с таким выражением готовности на лице, что неловко глядеть. Даже голос его здесь звучал совсем иначе, чем у меня в кабинете, - не слышалось в нем начальственной сытости и уверенности.
"Ох и хлебну я с тобой!" - опять и опять думал я, когда приходилось видеть это откормленное, розовое лицо.
* * *
С утра были чисто вымыты полы и окна, все блестело так, как блестит только в самый веселый праздник.
Билеты, над которыми корпела наша художница Ася Петрова, вышли очень красивые. Рамка из зелени и цветов, наверху мелкими печатными буквами. "Поздравляем с Первомаем!" А посередине приглашение: "Просим прийти к нам на первомайский вечер. Будем рады Вас видеть. Обещаем, что скучать не будете".
Последнюю фразу прибавили по настоянию Лиры, хотя многим из нас она казалась самоуверенной и просто даже нахальной. Однако сила убеждения у этого человека была почти неодолимая, и мы невольно подчинились.
Я хотел, чтобы о нас знало как можно больше народу. Поэтому мы послали билеты не только в школу, но и соседям - на сахарозавод и в сельхозтехникум.
Актеры с испуганными лицами все время что-то бормотали, повторяя роли. Лира носился по дому как бес - веселый и лукавый.
Мы решили вынести наш праздник под открытое небо; вытащили и расставили рядами скамейки и все стулья, какие только нашлись. Сцена потребовала многих трудов, но мы сладили и с нею.
Перед самым вечером мы решили еще раз повторить маленькую белорусскую сказку - исполнители знали ее нетвердо. В сказке этой барин потребовал у батрака: "Скажи мне такое, чему бы я не поверил. Если скажешь, дам много денег. Не придумаешь - награжу плетьми".
Витязь играл батрака и врал напропалую, однако барин - Шупик на все отвечал равнодушным басом: "Бывает, бывает. .."
Но вот батрак говорит: на небе, мол, видел твоего отца - он там пасет волов. И тут-то барин вопит: "Неправда, неправда!"- и остается в проигрыше.
Начиная живописать картину, которую он застал на небесах, Витязь говорил:
Святые пьют горилку,
Едят яишню, масло, сало
И так святых тех разобрало...
И вдруг мы услышали:
- Убрать! Горилку убрать!
Я обернулся. В дверях стоял Кляп.
- Почему, Дементий Юрьевич?
- Могут пойти кривотолки. Горилку убрать!
- Вот что, Григорий, - сказал Митя, сохраняя на лице вполне пристойное, серьезное выражение, - ты говори так: "Пьют какао, едят яишню, масло, сало".
Гриша искренне удивился:
- Ха, какао! Выдумал тоже. Так разве от какао разберет? Нет, без горилки нельзя.
Василий Борисович попробовал взять Кляпа логикой:
- Ведь это святые пьют. Так сказать, персонажи отрицательные.
Но Кляп гнул свое:
- Могут возникнуть кривотолки.
По пустяку мне связываться с ним не хотелось, гостей мы ждали с минуты на минуту.
- Отставить сказку! - сказал я.
- Семен Афанасьевич! - с укором воскликнул Витязь.
...К семи стали собираться гости. Из школы пришли с десяток ребят, Ольга Алексеевна и, конечно, Павел Григорьевич. С завода приехали секретарь комитета комсомола Ваня Карев - невысокий, круглолицый и синеглазый - и еще три комсомольца, среди них Маша Горошко, сестра нашего Вани. Из техникума была тоже четверка студентов.