Был ещё один способ зарабатывания – единственный, за который мне стыдно…
По нашим дворам, на телеге, ездил инвалид, который принимал молочные бутылки и свозил их на приёмный пункт молокозавода. Он был крупный и сильный дядька, но без обеих ног. Ящики с бутылками забрасывать в телегу ему было трудно и мы ему помогали. Дядька, несмотря на увечье, он был весёлый и добрый, нашу помощь принимал с искренней благодарностью, иногда покупал мороженое, которое накладывали в вафельные стаканчики, круглой ложкой, которую предварительно макали в тёплую воду.
Когда дядька выпивал, он грузил нас всех в телегу поверх ящиков с бутылками и, стегнув коня, с гиком и песнями катал по улице.
Не помню, кому пришла в голову мысль по дороге выбрасывать из ящиков бутылки, потом подбирать их и вторично сдавать ему же, получая совершенно неправедные деньги…
Он обнаружил нашу подлость не сразу. Вполне возможно, он долго не допускал мысли о том, что грабят его «свои» же пацаны… Когда сообразил – стал скучным, наши катания в телеге прекратились, он только издали грозил нам кнутом. Ни за одну детскую проказу мне сегодня не стыдно – ни за враньё родителям и учителям, ни за «подломанные» ларьки на базаре, ни за мелкое воровство на огородах – стыдно за то, что обидели этого дядьку-инвалида, честно зарабатывавшего копейки на прокорм себе и своему коню…
Дядька, кстати, тоже исчез в то самое время, когда исчезли и остальные инвалиды из Минска…
Когда мы стали постарше, способы зарабатывания стали и честнее и тяжелее…
Первые деньги, по-взрослому мы заработали с Вовкой Смирновым, подрядившись пилить дрова кому-то из «немецкого» дома… Мы трудились два дня, но порезали двуручной пилой, все брёвна, которые лежали в сараюшке. Потом мы приспособились ходить на овощную базу. Там работа была весёлой. В огромные бетонные чаны ссыпалась шинкованная капуста, которую, для сокопускания требовалось хорошенько умять. Нас обували в резиновые сапоги, запускали в чан и мы, толпой, скакали, плясали, кувыркались в этом чане, веселясь под сыпавшейся сверху капустной стружкой, клюквой, мочёными яблоками. Продолжалось это до тех пор, пока чан не заполнялся доверху. Платили хорошо и, что было неимоверно удобно, сразу…
Позднее настала очередь товарной…
Но это было много позже – там требовалась не детская сила и выносливость. За ночь нужно было разгрузить эшелон либо с цементом, либо с мукой, сахаром, ящиками с провизией, углем…
Уголь был самым поганым нарядом, но и самым высокооплачиваемым…
Товарная помогала перебиваться даже в студенческие годы, когда я водил туда своих однокурсников, ребят, в основном, иногородних и на много меня старших, пользуясь своими знаниями старожила, знающего все входы и выходы, все щели в районе, зажатом с трёх сторон железнодорожными путями, пакгаузами, складами…
Приближенность к «стальным магистралям» породила и ещё одну забаву – страсть к путешествиям. Смыться из дому на день, иногда на два, три дня считалось очень «хорошим тоном»…
Ездили на подножках пригородных поездов, иногда на крышах, на открытых тормозных площадках.
Признаюсь честно, в моём послужном списке многодневных побегов из дому не числится и поездок далее минского моря, которое залили, если не ошибаюсь в середине пятидесятых, не значится…
Почему?..
Не знаю, может быть, просто потому, что поводов убегать из дома у меня не было, может потому, что жалко было папу с мамой, но к вечеру я всегда возвращался домой. Родители, придя с работы, заставали дома пай-мальчика, даже не подозревая, что с утра, проскользнув в форточку и, пройдя по карнизу второго этажа до водосточной трубы, сыночек, вырвавшись на волю, бил баклуши на берегу водохранилища, и, буквально перед их приходом, тем же путём – по трубе, карнизу, через форточку – забирался домой и встречал их в запертой квартире с книжкой в руках…
ГЛАВА 11
Я пытаюсь вспомнить, когда появилось ощущение сопричастности моего детского мира и города…
Пожалуй, первое ощущение, что мы живём в городе, в котором происходит нечто значительное, хотя и не совсем понятное, случилось ещё на Красноармейской, когда к нам в дом заглянул Вовуська Фисько и завопил:
Бежим!.. МАК едет!..
Мы выскочили на улицу, по которой, пыля и чадя, ехал огромный грузовик…
Тогда он назывался МАК, впоследствии стал МАЗом…
Он казался нам дивом дивным – такой большой, мощный, невиданный. Настоящий великан среди полуторок, пятитонок и, даже, студэбеккеров.
Следующая история была связана с тем же Вовуськой, но произошла уже тогда, когда мы переехали на Московскую…