Гортань до сих пор, сама помнит, знаменитое «шилишпёр»…
Шились костюмы, ставился свет, раскрашивались физиономии, клеились бороды и усы…
Всё было, как во всамделишном театре…
Девчонки, которые учились классом младше, ходили по школе, как настоящие «примы», со знанием дела рассуждали о сверхзадачах, системе Станиславского…
Я ничего в этом не смыслил и они обливали меня презрением…
Сегодня иногда их встречаю…
Актрис из них не получилось…
Единственной, кто из нашего школьного театра, стал настоящей актрисой, да ещё какой – Народной, знаменитой, всеми любимой – была Оля Клебанович – незаметная тогда и, подозреваю, так же как и я ничего не смыслившая в системах Станиславского…
Помню премьеру…
В актовом зале была маленькая сцена… На этой сцене впервые для меня открылся занавес…
Успех был ошеломительный. Полон зал детей, хохот, визг, восторг…
Мы все сразу стали достопримечательностью школы. Знаться с нами, водиться, дружить набивались многие…
Вот он – сладкий яд сцены…
Немудрено, что, поступив в Университет, первым делом записался в студенческий театр…
В 1961 году в Университете театры были почти на каждом факультете, но был и Главный, общеуниверситетский…
К моему студенчеству он ещё сохранил традиции Кузьмы Львовича Кулакова, который не один год им руководил, блестящего актёра Белорусского еврейского, потом Русского имени Горького театра…
Когда я пришёл в него поступать, Кузьмы Львовича уже не было, но традиции остались…
Много позднее, я узнал, что в этом же театре начинали – Игорь Михайлович Добролюбов, знаменитый белорусский кинорежиссёр, автор «Ивана Макаровича», «Белых рос» и многих других замечательных фильмов. Мы с ним подружились потом, когда началась моя киношная судьба; там же в студенческом театре начинали свою сценическую эпопею Римма Фёдоровна Маленченко, Володя Внуков, занимались в нём и многие ныне знаменитые учёные, не связавшие свою судьбу со сценой…
Но это было до меня…
Когда я пришёл в театр, в качестве руководителя и режиссёра там подвизался самый настоящий театральный режиссёр (имени, увы, не помню), иными были и сцена и репетиции и, пожалуй, отбор в театр – отбоя от желающих не было, нужно было пройти по конкурсу… Да и пьеса репетировалась настоящая: «Вор в раю» Эдуардо дэ Филиппо…
Главную роль играл студен истфака Валерий Раевский…
Вот именно, который нынче возглавляет академический театр Янки Купалы. В нашем студенческом театре всё было взаправду – репетиции, антураж, гастроли…
Когда поменялся режиссёр и заканчивать спектакль ректорат нанял выпускника Белорусского театрально-художественного института (проклятый склероз! Не помню фамилию, хоть убейте…Помню только, что звали его Павел) начались у него таинственные шептания с Валерой, результатом которых стало то, что Валерий Раевский бросил свой истфак и поступил на первый курс режиссёрского факультета, правда, какое-то время продолжая премьерствовать в нашем театре…
Потом у него была стажировка в Москве, в театре на Таганке… До сих пор благодарен ему за то, что провёл меня на «Доброго человека из Сезуана» Брехта, самый первый нашумевший спектакль Москвы времён оттепели, дал возможность увидать в роли лётчика молодого В. Высоцкого, блестящую Славину…
Спасибо, Валера… Век не забуду…
Потом… Потом…
Потом пришло время моего премьерства. Было это в замечательной пьесе, которая называлась «Вестсайдская история» и, где уже ребята моего набора играли главную скрипку…
Мы с Томой Скудной (она сейчас актёрствует в витебском театре Якуба Колоса) вёли главную сексуальную линию спектакля – я играл Бернардо, она мою подружку… Члены моей «пуэрториканской» банды нынче прокуроры, следователи, доктора математики, тележурналисты, преподаватели словесности и даже, члены палаты представителей, но об этом позже…
Довелось мне в этом спектакле сыграть только премьеру…
Помню, каких трудов стоило в Минске, тех времён найти настоящие джинсы, но, нашли…
Премьера была сногсшибательной… Весь город только о ней и говорил… Билеты было достать невозможно… В специально отведенном ряду сидели и Ким Хадеев, и Борис Бурьян – ведущий театральный критик газеты «Літаратура і Мастацтва», и Жора Колос (прошу «пардону», это потом он стал для меня Жора, когда сошлись наши журналистские пути, тогда же, конечно, Георгий)…
Помню, как Тони, Володя Сечейко, мой сценический противник, должен был выбежать из зала, в момент, когда драка между бандами была в самом разгаре. Володя, рванул из закулисья по «чёрным» лестницам, уткнулся в запертую дверь, второго этажа, метался по глухим закуткам, а мы всё это время дрались, уже без дураков, по настоящему, недоумевая – где Тони…