Меня, как и всех пацанов того времени, взрослые не очень-то посвящали в то, что хорошо знали и понимали сами – вольные разговоры не велись, некоторые темы не обсуждались даже шёпотом, на кухне… Даже в постели… Если бы они случались, наверняка я бы что-то услыхал, моя кроватка стояла через ширму от побитой осколками железной кровати родителей и по ночам я слыхал много чего не предназначенного для ушей маленького мальчика…
Впервые я столкнулся с тем, что не всё в порядке в «датском королевстве» только в 1953 году, когда умер Сталин…
Мы уже два года жили в новой квартире на Московской, я учился во втором классе 1 школы, которая и сейчас расположена на улице Чкалова…
Помню, как билась в истерике наша учительница Нина Георгиевна, как испуганно и безнадёжно молчал класс… Помню, как ревели гудки всех заводов и словно чёрные свечи стояли замершие на улицах люди…
В простенке между окон, что бы не было видно с улицы, папа и мама, держась за руки, глядели друг на друга какими то совершенно сияющими глазами…
Такими глазами, что я, мерзавец, подумал: «Наверно мои папа и мама враги народа… Как можно улыбаться, когда умер Вождь»…
Помню, появилась даже мысль, а не следует ли рассказать об этом учительнице.
Слава Богу, школа несколько дней не работала, а потом эта, мелькнувшая в детской головке мысль, как то сама собой забылась, чтобы во всей своей обжигающей явственности всплыть на много позже – совсем в другие времена…
– А, ведь я был готов заложить папу и маму!..
Но вернёмся в наш двор на Красноармейской…
Был у меня там дружок – Вовуська… Потом он стал кандидатом наук, мастером спорта по стрельбе из пистолета, чемпионом Спартакиады и ещё чего-то Владимиром Фесько… Тогда же – просто Вовуська… Он был постарше и повыше меня и у него в доме была страшная тайна – под родительской кроватью лежала настоящая боевая шашка. С каким замиранием сердца, в отсутствие его родителей, забирались мы под кровать, доставали это стальное, матово поблескивающее чудо, с перетянутой витой проволокой кожаной рукоятью, с темляком, который заканчивался неописуемой висюлькой с бахромой, чёрными ножнами, в которые сабля не вкладывалась, а, словно, всасывалась и, из которых выпрыгивала с мягким металлическим шелестом…
Как мы не повыкалывали себе глаза, не поотрубали руки-ноги, носы и уши, когда играли в войнушку, гоняя по коридору и комнатам того, кому в очередь выпадало быть фашистом?..
По-моему, именно за эти игры с саблей я был впервые безжалостно выдран отцом, который лупил меня раза два в жизни, из-за чего потом искренне горевал, просил прощения и вообще переживал немыслимо…
Там же, уж не помню у кого, в сарае стоял трофейный мотоцикл, который мы почему-то называли «харлеем» и, который иногда, опять таки в отсутствие родителей взломав сарай, а попросту выдернув скобу, выкатывали ребята постарше и позволяли нам, мелюзге гурьбой толкать его по двору, а сами рулили, взгромоздившись на кожаное обширное сиденье…
Вообще та жизнь была наполнена событиями таинственными…
Однажды прошёл слух, что милиция накрыла бандитский притон, который находился в выкопанной уркаганами в обрывистом берегу землянке. Мы рассказывали друг другу о том, что воры в этой землянке по ночам дербанили награбленное, пили водку и «использовали» женщин…
Мы нашли эту землянку и пробирались в неё, опустевшую и обвалившуюся, чтобы насладиться ужасом и пряным ощущением порока…
Однажды у наших соседей взломали и ограбили сарай и это тоже родило тьму слухов и домыслов – зачем нужно было ломать замок у соседей, когда рядом были наши закрытые на гвоздик сараи, в которых, так же как и у ограбленных ничего кроме дров не хранилось…
Ого!.. Всё наверно не так просто, наверняка там под дровами пряталось ворованное богатство… Забавно, взломщики, вероятно, думали так же – иначе чего бы им лезть в запертый на замок сарай, вместо того, чтобы просто открыть дверь в нашем.
Но самая загадочная и трагическая история случилась с козочкой, которую мы с тётей Катей выменяли на базаре за три сшитых мамой по ночам платья, выменяли, забыв про хлеб и молоко. Она была совершенно никчемная молоденькая, немыслимо красивая, удивительно ласковая и белая…
Спасибо тёте Кате – она поняла мою детскую, неожиданную любовь к этой несчастной козочке и рискнула многим – мама была девушкой крутой…
Козочка жила у нас с неделю – потом исчезла…
Мне дурили голову, рассказывая, что она забралась в сарае за поленицу дров и я долго-долго ходил к задней дощатой стене сарая слушать, не заблеет ли там моя любимица…