ГЛАВА 23
В отцовской мастерской частыми гостями были архитекторы… Служили они в государственных проектных институтах, где была строгая дисциплина, почти режимный быт, поэтому, вырываясь в мастерскую скульптора, вдохнув воздуха богемы и, не взирая на регалии и звания, расстилали газетку, доставали немудрящую закусь и начинались долгие разговоры о прошлом и будущем Минска. Мал был, часто не понимал о чем речь, многое не запоминал, многое, признаться, по тем временам, казалось не очень интересным. А, за разостланной на скульптурном станке газеткой, обсуждались, подчас, дела судьбоносные, изменявшие облик моего города.
Архитектурными доминантами послевоенного Минска были Дом Правительства, Дом офицеров и Оперный – все спроектированные и построенные в довоенной столице архитектором Лангбардом. Когда стал повзрослее и поумнее, когда научился понимать, что такое архитектурные стили, уразумел, что предвоенный Минск был своего рода заповедником конструктивизма. В России уже во всю возводились пышные «ампиристые» дворцы, претенциозные памятники сталинской эпохи, а в Минске создавались здания, которые и сейчас удивляют своим конструктивным совершенством. Например, многие ли из обывателей знают, что Дом Правительства основывается на сетке несущих колонн с легкими, трансформируемыми стенами – совсем так, как строят сейчас. Его же начали возводить в самом начале тридцатых годов. Тогда же и по тому же принципу строился Университетский городок и первые его корпуса, созданные по проекту молодого архитектора Лаврова, тоже были последним словом архитектурной мысли 20-30 годов. Существует анекдот о том, что после войны, приехав в Минск, Лангбард подосадовал: «Ну, надо же, все порушили, а то, что следовало взорвать, оставили…»,– это маститый архитектор так отозвался о своем творении, Оперном театре. Чем-то ему здание не нравилось, испытывал мастер творческое неудовлетворение.
Старые минчане, пережившие здесь годы оккупации, вспоминают, что буквально через несколько дней после начала войны, Минск подвергся жесточайшей бомбардировке, от которой выгорело почти половина деревянных строений. Каменные, остались стоять, зияя закопченными окнами. Я никак не мог понять, когда же и кем был нанесен Минску тот урон, который я почти застал в послевоенные годы? С одной стороны, немцы Минск захватили почти без боев, бомбить и рушить город, который практически не оборонялся, у них не было причин. С другой – и наши части отбили его без сильных боев. Стальные клещи операции Багратион, замкнулись западнее столицы, когда немецкие части, должные занять оборону в городе, были разбиты и окружены еще на восточных подступах к нему. Опять же некоторую ясность внесли старики-минчане. Восстанавливать сгоревший город немцы не намеревались. Руины зданий грозили обвалами. Поэтому немецкие саперы подрывали их, расчищая транспортные коммуникации. И, вообще, многие старожилы считают, что почти полное военное разрушение Минска – это послевоенная легенда. Очень многие здания сегодняшнего Минска, видоизменяясь, стоят с довоенных времен. Их очертания угадываются и сегодня. Жаль, что в Минске нет городского музея, в котором шла бы систематизация архитектурных и строительных сведений, что, когда, кем было построено, что, когда и кем разрушено, что реставрировано, что перестроено до неузнаваемости. О том, что это жизненно важно для того, что бы понять каким был и каким стал Минск, свидетельствует, изданная совсем недавно книга «Мінск незнаемый. 1920-1940», собранная по крупицам и составленная Ильей Курковым и изданная издательством “Урожай”
Я с наслаждением листаю эту книгу, удивляясь тому, каким замечательно соразмерным человеку, был наш Минск, сколько в нем было чудесных местечек, зданий, улочек. С радостью узнаю в тогдашних очертаниях домов, сегодняшние строения. И размышляю о том зачем и кому нужна была легенда о полностью разрушенном Минске. Закрадывается обжигающая мысль о том, что так удобнее было, под шумок, доломать, довзрывать все, что осталось от старого города, что бы вытравить у населения саму память о его тысячелетней истории. Наши соседи, поляки, совершили грандиозный, патриотический подвиг – полностью восстановили Старе Място в Варшаве. Для них это было делом чести, а честь, как известно, дороже денег. Мы отнеслись к своему городу «абыякава», согласившись с тем, что восстанавливать здесь нечего, лучше и легче на его месте построить город новый. Оправданным, пожалуй, можно считать только строительство проспекта, он был пробит с запада на восток, образовав становой хребет города, и, определив его облик. Можно спорить о стилистике, о пышности архитектурных форм, но проспект Скорины уже сам стал памятником эпохи, памятником градостроительства – он такой, какой есть, он дорог сердцу каждого минчанина и каждый минчанин принимает его, как принимают родителей.