Однажды утром, идучи по делам, остолбенел – ночью, без помпы и суеты в том же скверике появился новый бронзовый «минчанин», который просил закурить. Скульптурно-архитектурный узелок вокруг скверика образовался. Завязал его Юрий Жбанов, скульптор, который совершенно по-своему увидал нас с вами, взял за ручку и повел в сторону противоположную той, где живут черные истуканы. Вернее в ту сторону, где черным истуканам жить заказано, поскольку в этой стороне живут живые люди, которые смеются и улыбаются, читают стихи и не стесняются дать прикурить своему бронзовому земляку.
Как ни странно, появление в городе бронзовых граждан, которые никого никуда не призывают, которые никому ничего не указывают и никому ничем не угрожают – было воспринято горожанами спокойно и с пониманием. Удивление вызывало одно,– Неужто, наши городские власти так сильно «выросли над собой», что наплевали на пресловутую «монументальную пропаганду» и оборотились лицом к гражданам. Да при этом лицо у них оказалось способным на улыбку. Эти, казалось бы, частные скульптурные экзерсисы, зародили у горожан крамольную мысль,– А, может наши городские власти не столь безнадежны, коль умеют усмехаться абсолютно по человечески… Может с ними можно разговаривать, приводить аргументы и надеяться быть услышанными?.. Может, уместно рассказать им, в каком замечательном городе они стали, волею провидения, градоначальниками?.. Может, поймут, что ворочаться по слоновьи в этом городе не следует, все, что досталось нам в наследство – столь хрупко… Может, сообразят, что не только бронзовые граждане нашего города заслуживают улыбки и доброго отношения, но и живые его насельники тоже ожидают доброго слова, которое, как известно и кошке приятно. Что этого доброго слова и доброго к себе отношения ожидают и на него надеются и тракторостроители, и торговцы, и художники, и студенты, и ученые, и писатели, и социал-демократы, и работники загсов, и милиционеры, и акушеры, и водители метро, и рубщики мяса, и мающиеся на Володарке, и те, кто излечивается на Прилуцкой, и ветераны всех минувших войн, и те, кто без определенного места жительства. Поскольку все они – и вышеперечисленные, и те, кто в список этот не угодил – наши минские местичи, горожане, знакомцы, почти родственники – так уж устроен наш город, так в нем заведено. Правда ледок между городскими властями и горожанами копился и намораживался долговато, для того, чтобы растаять в одночасье. Слишком близки мы еще к архипелагу черных истуканов, слишком ощутим ледяной, пронизывающий, отчуждающий ветер-сквознячок, что продувает протоки между островами архипелага. Но надежда теплится – и я знаю, что нужно сделать, чтобы количества льда, холода и неприязни поуменьшилось, а количество тепла, пусть на капельку, да прибавилось. Потеплению в обществе способствует появление новых, добрых и веселых традиций. Я веселился от души, когда, в какой-то из недавних, осенних праздников-кирмашей, когда в стольный город прикатили с булками, колбасами, драниками, яешнями люди посполитые из разных замечательных районов Беларуси, кто-то, кому не хватило места в общем ряду, поставил свою палатку прямо на ступенях КГБ и никто из «конторы глубокого бурения» не выскочил, не выбежал, не разметал выпивку-закуску по сторонам, не стал вызывать «омоны и спецназы», а просто сообразил,– Веселятся люди, ну, и пусть веселятся… В конце концов, не так много веселого в нашей жизни, чтобы и такую, малую толику, запрещать…
Поэтому, в эту Новогоднюю ночь пойду, пожалуй, туда, где одна традиция возрождается, на центральную площадь, ту самую, где стоял главный истукан, а потом, в его отсутствие, на площади заливался каток. Говорят каток, назло истукану, залили и в этом году. Пойду – отмечусь! Потом, схожу на площадь, перед Комаровкой – туда, где формируется новая традиция,– здесь собираются встречать Новый год старые и новые минчане. Старые – те, кто живет в Минске давно, новые те, что появились совсем недавно и, которые мне симпатичны: бронзовый фотограф из позапрошлого века с милой барышней, бронзовая же лошадка, седло у которой уже отполировали детские задницы до зеркального блеска, ну и, конечно, символ частного предпринимательства – «тетка с семками», плотно, основательно и надолго усевшаяся на ступеньках Комаровки. Может быть, через сто лет, проходя мимо – первый белорусский миллиардер, владелец заводов, газет, пароходов усмехнется увидав ее и узнает в ней своего генетического предка. Может быть, к тому времени и в Минске появятся предания про мальчика, который купил яблоко, но вместо того, чтобы его съесть – продал, купил два яблока, снова продал… А потом, померла его тетка, что, торгуя на Комаровке семечками скопила миллион, который и оставила мальчику в наследство. Короче, все будет, как у людей, которые давно и весело живут в нормальном, не вывернутом наизнанку мире, в мире, где думать забыли про черных истуканов, а если и оставили парочку, то только, как напоминание и предостережение…