Лично я не ищу возлюбленных специально, они находятся сами. А вот наш Витя в постоянном волнении. Приходится его все время успокаивать.
Надеюсь, однако, пройдёт и эта трудная полоса в его жизни.
Крепко тебя целую, привет всем нашим. Буду рад, если ответишь. Ватутьке особый привет.
Твой тёзка
Пират.
P. S. Появилась дельная статья в «Известиях» — о клинике глазных болезней. Она может тебе пригодиться».
Глава 12. Тет-а-тет с мамой Машей
«Милые мои, дорогие горожане! Представляю, как оно вам в городе, если уже мне старой никто и писем-то не пишет, а только пёс Пират. Бедняжки! Скоро уж лето. Приезжайте, родненькие мои, меня старую потешить. Костенька уж, поди, вырос: уж пошёл, я знаю, — такое мне привиделось во сне.
Приезжайте с Пираткой, его тёзка сейчас учится писать. Чудеса, да и только! Но он, правда, постарше вашего, и грамота ему идёт не шибко, да и глаз у него один, вы знаете, не видит.
Прям не знаю, может, его в Москву везти в институт, где-то слыхала вставляют хрусталики-то глазные; может Бог даст, и ему помогут. Корова Фрося мычит, Ватутька тут как услыхала о том, что у Вити смурное настроение, сразу же и сказала: это у него любовь. Ну, а раз любовь, так и не мешайте, все образуется.
А девочка-то хоть хорошая? Ну, бывайте, родные мои, в лето жду вас одних, весь дом отдаю, другим дачникам отказала. Живите, сколь хотите.
О письме я узнал вечером, когда Мама-Маша читала его вслух.
А после письма мы пошли с мамой Машей гулять. Перед выходом Пал Палыч проворчал, что у него столько дел, — прямо неприлично, что он ни разу за полгода не написал тёте Груше письма. «А ведь добрая женщина, — говорил он, — спасибо, хоть Пират выручает иногда»…
И я от похвалы с утроенной энергией завилял хвостом.
Ну что ж, мы пошли гулять, а я все думал: вот беда — это ведь я не подумал и написал своему тёзке Пирату, что Витя влюблён в Настеньку. Тот, конечно, письма прочитать не сумел, попросил хозяйку — бабушку Аграфену, а хозяйка прочла и, не видя в этом большой тайны, написала, как само собой разумеющееся, маме Маше. Мама-Маша, в свою очередь, прочла это письмо вслух, и получилось немножко глупо. Вроде она мне поручила узнать про Витю тайну, а об этом раньше неё узнали все. А мне как раз в таком деликатном вопросе делиться со всеми меньше всего хотелось. Ведь никакая дружба не выдержит разоблачения тайны, если она уязвляет самолюбие.
Думая об этом, я чинно шагал рядом с мамой Машей и старался чувствовать себя джентльменом. Мама-Маша молчала, видимо, переживала за Витю. Ха, хотел бы я видеть маму, которая бы не переживала, если б узнала, что её сын влюбился!
— Ты знаешь, Пиратка, — вдруг сказала Мама-Маша задумчиво, — когда человек или пёс, — она посмотрела на меня пристально, — влюблён, то он не бывает в плохом настроении. Он бывает в плохом настроении, если испытываемые им чувства безответны. Наверное, она его не любит. Странно, — продолжала она свой монолог, — такой хороший мальчик, и учится прилично.
И я совершенно с ней согласился, лучше нашего Витеньки никого нет, почему это Настенька его не любит?
Но только позвольте, кто это сказал, что не любит? Может быть, как раз любит, но только тайно… Может быть, это от хорошего воспитания. Мы уже забыли в нашей житейской суетности о таинстве чувств.
— А ты видел её? — спросила меня Мама-Маша подозрительно.
Видел ли я Настеньку?
Я подпрыгнул в воздух.
— Судя по твоей реакции, она ничего?
Я кивнул: конечно, ничего, что ж, нашему Вите кто попало нравиться, что ли, будет?
Но подпрыгиванье — это не решение вопроса, и мы стали думать — что же делать дальше? Что делать с моим хозяином, надо же что-то делать, надо же, чтобы и она оказала ему внимание…
Была бы у неё собака, я бы поговорил с ней, но, увы, собаки у Настеньки не было.
— А у Настеньки нет собаки? — спросила вдруг Мама-Маша.
Я помотал головой. В последнее время я часто замечаю, что и маме Маше и мне одновременно приходят в голову одни и те же мысли…. Минуточку, но ведь Колли говорит, что и Витя девочке нравится. А вот тут уже было совсем непонятно: зачем Вите постоянно приходится доказывать Настеньке свою привязанность?..
Я не находил ответа на этот вопрос.
Глава 13. Мой старый приятель японский Хин
Несмотря на общность целей и мыслей, нам это не помогло все понять. А тут ещё Мама-Маша увидела себя в витринном отражении. Воспользовавшись свободной минуткой, она начала приводить себя в порядок. Тут-то я и увидел знакомого пса японского происхождения, Хина. Решил перемолвиться с ним парой слов:
— Привет, Хин, псинка, — сказал я.
— Здорово, Пиратка, куда?
— Так прогуливаю хозяйку.
— Очаровательная она у тебя!
Мне эта фривольность не особенно понравилась, но в душе было приятно, что маму Машу все оценивают по достоинству; к тому же, поглощённый своими собственными мыслями, я спросил:
— Слушай, а ты был когда-нибудь влюблён?
— Сколько раз, — сказал он, — а ты?
Я оставил без внимания его вопрос и продолжал:
— Слушай, а что надо сделать для того, чтобы она тоже полюбила?..
Тут Хин задумался, даже перестал вилять хвостом.
— Ты знаешь, — сказал он, — мой хозяин — известный учёный; он мне когда-то что-то говорил о каком-то трактате о любви, кажется, индийском, там наверняка все сказано.
— А он есть в библиотеке?
— Наверняка, — сказал Хин, — то есть, нет вопроса.
Я совершенно забыл про маму Машу, про Хина и витрину, отцепился от ошейника и побежал в библиотеку.
Мама-Маша заметила это и позвала меня. И я не ослушался.
Мне было очень стыдно, я вернулся, и мы, пристегнувшись, снова чинно пошли вместе. Но я знал, что делать. Чуть впереди — на бульваре, как раз возле библиотеки, есть лужайка, на которой Мама-Маша меня всегда спускает с поводка. Я ждал этого момента и дождался.
— Беги, Пиратка, — сказала Мама-Маша, отстегнув поводок. И я припустил… Кто бы подумал, что я бегу на травку, нет, я бежал в библиотеку. Травка, не сомневаюсь, в моей жизни ещё будет, а настроение Вити для меня важнее.
У входа в библиотеку я обнаружил своего знакомого Колли.
— Здравствуйте, — сказал я.
— Добрый вечер, — поприветствовал меня аристократ Колли.
— Я в библиотеку, — смущённо сказал я.
— Прошу, — сказал Колли, — показав на дверь лапой, словно он тут хозяин и приглашает меня зайти.
Я, пятясь, кланяясь и ещё неизвестно что делая, взошёл по лестнице.
Но у входа в дверь стоял такой «барбос» в человеческом облике, что мне пришлось сразу же отойти. Однако я нашёл в себе силы сделать вторую попытку.
— Простите, я в библиотеку, — сказал я, хотя «барбос» меня вовсе ни о чём не спрашивал.
— Паспорт, — рявкнул «барбос», вроде бы, и не слыша меня.
Паспорта у меня, как назло, не было.
— Тогда идите в читальный зал, — заворчал он, как будто читальный зал для собак второго сорта.
И я прошёл в читальный зал.
Но, увы, там не было трактата о любви, я специально обнюхал все полки. А я был убеждён, что трактат пахнет по-особенному.
К тому же меня скоро выставили, потому что, хотя в правилах библиотеки и не сказано нигде о том, что собаки книгами не обслуживаются, но библиотекарь сказала, что собаки приравниваются к людям в нетрезвом состоянии, и категорически попросила меня выйти.
Я ушёл, тем более на лужайке меня ждала Мама-Маша, разговаривавшая в этот момент с Колли. А около Колли стояли обе его хозяйки, те самые, помните, одинаковые девчонки из Витиного класса. Они по-взрослому разговаривали с мамой Машей, и моя хозяйка поочерёдно вглядывалась в их одинаковые лица.