Собаки достаточно умны, чтобы понять, что им никогда не догнать мячик на верёвочке. Но они продолжают догонять его, потому что хотят доставить удовольствие хозяину. Собаки не только безропотно сносят унижения, но и выпрашивают их.
Они позволяют надевать на себя шляпки с цветами и юбочки…
Я думаю, вам — собакам самое время сказать: нет.
Вы не должны возить сани по всей тундре за миску вонючей рыбной похлёбки. Вы не должны смотреть на мир с заднего сиденья запертой душной машины, оставленной на стоянке, вы не должны позволять называть себя Шариками.
Я предлагаю вам остаться в этом мире. Утешением от одиночества здесь будет ваша Козетта…
— А мой прошлый, трехмерный мир?
— Забудьте его, в нём даже цари обречены на бесправие.
— Но, тем не менее, это именно прошлый ваш мир развил вас, позволил освоить множество наук, искусств и ремёсел, которые так пригодились вам теперь…
Чёрный Квадрат не ответил.
Глава 8. Странная воронка
Пока профессор упражнялся в философствовании, мы с Козеттой продолжали стоять возле эбеновой части (или, точнее будет сказать: пасти) плоскости, походящей на воронку, или скорее вход. Я ещё прислушивался к безудержно и потому бесспорно здравым речам нашего пленителя, как вдруг ответ подсказала женщина.
«Хвостик, — сказала она, — ты знаешь о чём я подумала, ведь если мы с тобой как и все тут другое — линии, то естественно Вирусу необходимо охранять эту дыру. Всякая линия заканчивается точкой, и мы не только сможем проникнуть туда, в эту воронку, но и сделаем выводы об этом новом для нас измерении, поскольку там уж точно никто из представителей мыслящей плоти не был.
Я сделал маленький эксперимент. Снял с себя ошейник более похожий на стек, чем на мой родной кожаный предмет туалета и бросил его в эбеновую пасть. Ошейник немедленно исчез как будто бы распался на атомы.
Мы переглянулись с Козеттой и, взявшись за предполагаемые лапы или руки немедленно бросились туда же. Зачем нам это было надо. Ведь из неизвестности уже понятной мы могли очутиться в неизвестности неведомой, и тогда уже нас не смог бы найти даже ЧК.
Впрочем, как всякие наивные существа мы были уверены, что Вирус нас найдёт где угодно. Он в нашем представлении пока ещё был носителем тех сил, (если не зла), то, по крайней мере сил непонятных, а непонятные силы, как известно, — вездесущи.
Как бы то ни было, пролетев несколько, как нам показалось, мгновений, мы вдруг очутились, не поверите, в свободном пространстве космоса, где силой мысли (почти мгновенно мы это ощутили) могли двигаться в любом направлении и с любой скоростью.
Звезды были расположены здесь как точечки домино, в строгом порядке. Я посмотрел на свои лапы, хвост, все было на месте и… я уже было обрадовался, что вновь обрёл формы, как вдруг что-то показалось мне странным в Козетте. Она была потрясающе красивой и пылала как факел. Пылал и я.
Представляете, в черноте космоса, среди чужих, никогда не виденных ни собачьим, ни человечьим глазом созвездий, холодным космическим огнём пылали две собаки.
Но что это?
Как будто бы в космосе светает. И вот мы уже видим непостижимое. На абсолютно белом небе сияют чёрные звезды.
Это уже за гранью.
Однако, это было так.
А дальше? А дальше мы плыли к одной из них, и у нас было ощущение, что мы плывём над пустыней льда, и чем ближе мы подплывали к какой-то звезде, тем ясней представлялось нам, что вокруг всякой звезды имеется кольцо, при ближайшем рассмотрении оказывающееся обод гигантской воронки.
Каждая звезда была входом и одновременно выходом из воронки, такой же, в которою прыгнули и мы.
И хотя все внешне казалось оптимистичным, особой радости мы земные собаки не испытывали, потому что вдруг поняли, что, как бы фантастично и красиво все кругом не было — мы не в нашей Вселенной.
Долго ли мы размышляли над тем, что с нами произошло, не могу сказать, ведь где-то наверняка прошло мгновенье, а где-то тысячелетие. Но вдруг пространство стало складываться как книга, причём происходило это бесшумно. Чёрные звезды смывались какой-то гигантской волной, несущейся по складывающемуся небу.
Увиденный нами, было, Сатурн несколько раз перевернулся, с него соскочило кольцо, и я озорством дворняги обнаружил, что это никакое ни кольцо, а мой собачий ошейник.
— Это наше спасение, — закричала вдруг Козетта, — то что нам показалось, как складывается космос — на самом деле сброс программы, в которой мы находимся — на дискету, к тому же Мама Дока Лисанька наверняка подключила антиврусные силы, и то как смываются, якобы, звезды, есть, на самом деле, очищение компьютера от вирусов.
Козетта был права как всегда, но в этот момент раздались серебристые, хрустальные голоса.
Перед нами простиралась прямая, усеянная множеством прямолинейных существ — длинных и коротких. Все они двигались в одну и другую стороны своего одномерного пространства.
Покинуть прямую они разумеется не могли. Они были привязаны к своему ограниченному, однако бесконечно длинному пространству, хотя оно и состояло из единственной прямой на плоскости.
— Кто вы, — спросили они нас.
— Жители Трехмерии, — ответили мы.
Воцарилось молчание.
— Чепуха, — возразили нам, — двухмерие уже из области фантазии, а трехмерным не галюцинируют даже в сумасшедшем доме…
— Я обиделся: представьте себе что и в этом, антикосмическом, чудесном обществе… и тоже не верят чужеземцам. Но я не очень огорчился: в конце концов трагедия Мюнхгаузена, Гондлы, Дон Кихота, Врунгеля была не только в том, что им не верили, и от этого человечество только потеряло, а ещё в том, что все они были женаты неудачно.
Хорошо сказал. И тут же снова поцеловал Козетту в её прелестный одномерный нос. Мне такая беда, как этим героям не грозит.
После того, как замолчали мои оппоненты, захотелось все бросить, но я понимал, что все происходящее не более, как начало нового интеллектуального испытания.
Звёздное пространство, по которому мы плыли завершилось ничем. И мы с Козеттой со скоростью, на которую способны только собаки, излучающие свет, приблизились к окраине Вселенной, где обнаружили громадный Чёрный Квадрат. Быть может это был наш пленитель…
От Квадрата в этот миг отделился ещё один: и, стоя вместе рядом, как истина и тень, они производили впечатление гигантского непостижимого сознанию объёма.
Глава 9. Привидения
Кто-то из философов сказал: когда тебе кажется, что над тобой низкое небо, — проверь — не стоишь ли ты на четвереньках. Но я как раз стоял на четвереньках, однако небо по-моему было низким не поэтому.
Над нами, не задевая нас, проносились многочисленные разноцветные плоскости, и тот час же исчезали столь же стремительно, как и появлялись. Иногда мне казалось — это духи. Хотя я по возможности материалистично отношусь к жизни, но ведь материя иногда ведёт себя так, что впору поверить в нечто потустороннее.
— Смотри, — вдруг вскрикнула Козетта.
По небу плыли невероятные экраны, и это не было удивительно. Мы выросли среди экранов, … а разве волшебное зеркальце сказок Пушкина не было экраном телевидения. А в «Утопленнице» Гоголя. Но исторический экран, в котором отражаются картинки истории, я видел впервые. И у меня и у Козетты не было оснований усомниться в подлинности изображённого.
Известно, что истинные тайны истории скрыты, но я рассудил так: ЧК хватает и прячет в свои лабиринты второго измерения всё, что увидит. И как это ни странно, он объективный архивариус.
Вдруг мы с Козеттой увидели на экране изображения себе подобных. Белка. Стрелка. Лайка. Имена первых покорительниц космоса.
Мы могли смотреть на происходящее, но не общаться с ним, а это значит, что мы все же оставались в плену у первого измерения. Теперь уже было ясно, что оно первое. Ведь именно здесь я мог убедиться, что на свете бывает не только тень от тени, но даже тени от музыки.