В груди у него что-то заболело. Точно не своими руками он стал гладить ее по голове. Данке встала на задние лапы, уперлась передними хозяину в грудь и стала лизать ему лицо.
– Хорошая собачка. Ты хорошая собачка, правда, Данке?
– Генрих, хватит, – нервно сказал отец, и потянул за поводок. – Гулять, Данке.
– Вы куда?.. Это же моя собака.
Не до конца проснувшийся Курт грустно-растерянно стоял наверху лестницы и глядел на Данке непередаваемым взрослым взглядом.
– Генрих повел ее гулять, Курт, – осторожно произнес отец, передавая поводок старшему сыну. – Не волнуйся, не волнуйся.
– Нет, – Курт взглянул на брата, нервно сжимающего петлю поводка, потом на отца, снова на брата, на Данке. Она тявкнула, и мальчик, исказив лицо отчаяньем, убежал в комнату. – Нет!
Топот ножек стих, дверь хлопнула, и дом затих.
– Ох, дай мне ее, ради всего святого, Генрих, иначе я сойду с ума! – прикрикнул отец, вырывая поводок, но Генрих не пустил.
– Я сам, – вздохнул он. – Ничего не спрашивай. Я сам ее выбрал, сам отведу… и сам похороню.
***
Он прошел две улицы, стараясь не замечать, как суетливая Данке так привычно и непривычно нюхает кусты. Впервые Генрих увидел, что Данке и вправду «старушка» – шерсть с сединой, не такая блестящая, как при первой их встрече, дыхание быстро сбивается, и кошки ее не интересуют. «Одноглазая, дурацкая, перебитая собака, – мысленно ругал ее Генрих. – Тысяча пород в тебе собралась! И когда ты стала косолапить? Ты прямо как твой хозяин, правда. Ну, не торопись, пожалуйста».
– Скажите, пожалуйста, вы последний на… усыпление? – спросил он у хозяина бульдога, уже утомившегося стоять в очереди. – Я тут с собакой.
– Нет, тут еще парень стоял со спаниелем и девушка с дворняжкой какой-то. Они ушли, но вернутся. Вот за ними стойте.
Генрих был четырнадцатым. Впереди он насчитал троих болонок, противно визжащих, огромного дога, пятерых дворняжек разных окрасов, каштанового спаниеля, уже знакомого бульдога и щенков. Его Данке, смирно и настороженно сидящая возле ног, оказалась самой старой и, к слову, самой некрасивой из всех. Но, несмотря на свою некрасивость, она вскоре свела знакомство с соседом-бульдогом и спаниелем, который с удивлением рассматривал ее слепой глаз.
Люди заходили в небольшое помещение, подгоняя своего питомца, и через несколько минут выходили с пустым поводком. Выходили, вздыхали. Девушка, которая принесла самую визгливую болонку, вышла, рыдая. Генрих не хотел дрожать, но дрожал. Руки у него холодели, и даже судорожно сжимаемая петля поводка не давала тепла. Он не хотел думать, что ведет Данке на смерть, и почти на нее не смотрел.
«Молодой человек, а не хотите продать собачку?» – спросил сладкий высокий голос.
Неизвестно откуда взявшийся полный человек в шляпе подошел к Генриху со спины и стал умиленно разглядывать Данке. Тот вздрогнул, повернулся и увидел семь собак, которых этот господин держал за семь разных поводков. Данке, напугавшись, отпрянула и спряталась за Генриха. Тогда человек спросил снова:
– Собачку, говорю, не хотите продать? Хорошая сумма, быстрый расчет. Прелестная собачка, что вам долго стоять? А мне она очень даже нужна.
– Зачем нужна? – заворожено спросил Генрих, глядя на поводки.
– В цирке научу выступать, – сказал человек и расхохотался. – Хорошая собачка.
У Генриха по спине пробежал колючий холод. На секунду сознание прояснилось, и ужас с силой ударил по голове:
– На мыло? На живодерню?
– Фи! Очень поспешный вывод, молодой человек. Почему сразу живодерня? Мыло какое-то… Я вам просто сказал, что у вас хорошая собачка, хочу у вас ее купить. Почему вы сразу так нервничаете?
– А не надо заставлять меня нервничать! У вас на лбу написано, чем вы занимаетесь. Вы живодер!
– Заметьте, мы с вами стоим в одной очереди.
– Я со своей собаки шкуру снимать не позволю!
– Но вы готовы ее усыпить, – произнес человек, подмигнув Данке. – Бесплатно. Я же вам предлагаю деньги. Мы идем к одному исходу разными путями, вот и все. Вы выбрали такой. Похвально, что вы нашли в себе мужество…
– Вы ничего не знаете, – опустил голову Генрих. – Отстаньте от меня.
– Глупый юноша, – хихикнул человек, – деньги ведь не пахнут.
– Я не хочу, чтобы они пахли кровью моей собаки.
– Вы выбрали ее смерть сами. Она ее не выбирала…
Генрих опустился и взял Данке на руки:
– Вы уговариваете меня убить мою собаку? Вы в своем уме?
– Кто вас уговаривает? Вы уже сами себя уговорили. Я лишь предлагаю деньги.
– А что вы ко мне прицепились? Очередь большая, идите вон, глядите.