Сейчас сумочка была закрыта, и Бэрби нигде не видел черного котенка. Да и потом, с какой стати задыхающийся человек будет говорить что-то о кошках? Дрожа от холодного, пробиравшего до костей ветра, Бэрби снова повернулся к своим старым друзьям.
Сэм и Ник уложили Мондрика на землю. Сорвав с себя куртку, Квейн подсунул ее доктору под голову. Но Бэрби заметил, что Рэкс Читтум, настороженно глядя по сторонам, остался стоять рядом с зеленым ящиком. Словно его содержимое было важнее предсмертной агонии старого ученого.
А доктор Мондрик действительно умирал. Его руки бессильно упали. Последняя судорога пробежала по его телу, и он затих. Он умер от удушья так же верно, как если бы смертоносная петля палача стянулась на его шее.
Ослепительно вспыхнула фотовспышка. Полицейские начали отталкивать сгрудившихся вокруг фоторепортеров. Кто-то потребовал вызвать врача, но доктор Мондрик уже не шевелился.
— Марк!
Пронзительный крик Ровены. Повернувшись, Бэрби увидел, как слепая жена Мондрика, увлекаемая могучей овчаркой, с уверенностью зрячей бежит через поле к самолету. Один из полицейских попытался было ее остановить, но отшатнулся в сторону от оскалившего клыки могучего пса. Рухнув на колени рядом со своим мужем, Ровена судорожно ищущими руками ощупала его искаженное гримасой лицо и бессильно лежащие руки. Холодно сверкали ее серебряные кольца и браслеты. Катились из пустых глазниц, из-под темных очков, горячие слезы.
— Марк, милый мой, — услышал Бэрби ее горестный шепот. — Как ты мог быть так слеп? Почему ты не дал нам с Турком защищать тебя? Неужели ты не видел, что они совсем близко?
3. ВОЛК ИЗ БЕЛОГО АГАТА
Лежавший на мокром бетоне доктор Мондрик уже ничего не мог ответить своей жене. Бэрби сглотнул. В горле у него застрял ком. Он молча повернулся к Сэму.
Пустыми и ничего не видящими глазами Квейн глядел на распростершееся у его ног тело. Его трясло. Он не замечал шумевших вокруг репортеров, и даже не отреагировал, когда Бэрби накинул ему на плечи свой плащ.
— Спасибо, Вилли, — после долгого молчания глухо прошептал он. — Наверно, сейчас действительно не жарко.
Он повернулся к журналистам.
— Вот вам материал для репортажа, — тихо сказал он. — Смерть доктора Ламарка Мондрика, известного антрополога и путешественника. Постарайтесь не перепутать имя — доктор не любил подобных ошибок.
— От чего он погиб, Сэм? — спросил Бэрби.
— Полиция наверняка скажет, что он умер своей смертью, — голос Квейна оставался ровным и бесцветным, но Бэрби почувствовал в нем прежнего, всегда уверенного в себе Сэма. — У него уже много лет была астма. Как-то в Ала-шане доктор рассказал мне, что страдает сердечной недостаточностью. Что-то там с клапанами… Он узнал о болезни еще до нашего отъезда, но не хотел нам говорить. Наша экспедиция была не увеселительной прогулкой, и для такого больного человека, как доктор Мондрик… К тому же, в его возрасте… Мы все здорово устали. Видимо, когда начался приступ, сердце Марка просто не выдержало.
Бэрби посмотрел на мертвое тело и тихо плачущую Ровену.
— Скажи, Сэм… что он хотел сказать перед смертью?
Сэм Квейн сглотнул. Он отвел взгляд в сторону. Потом с видимым усилием заставил себя смотреть Бэрби в глаза. Вилли казалось, будто его старый друг пытается хоть на миг позабыть о том ужасе, который, словно липкая паутина, опутал всех участников этой экспедиции.
— Ничего, — хрипло ответил Сэм. — Ничего не хотел сказать.
— Да бросьте вы, Квейн, — раздался голос у Бэрби за плечом. — Кончайте водить нас за нос.
Сэм снова сглотнул. Он колебался, и, похоже, не мог решить, как ему поступить.
— Давай, Квейн, рассказывай, — настаивал радиорепортер. — Ты же не станешь утверждать, что доктор Мондрик всем нам морочил голову?
Но Сэм, похоже, приняв какое-то решение, только печально закивал головой.
— Боюсь, ничего такого, что могло бы стать сенсацией, — горечь поражения на миг сменила ужас в его голубых глазах. Впрочем, заметил это, похоже, один Бэрби. — Видите ли, доктор Мондрик был очень серьезно болен, и как это ни печально, от перенесенных им тягот его ум, как бы это сказать… утратил былую остроту. Никто не сможет оспорить важность и новизну проделанной им работы, но мы все пытались удержать его от такого, откровенно говоря, мелодраматического способа подачи материала.
— Вы хотите сказать, — возмутился радиорепортер, — что все эти разговоры о ваших открытиях в Монголии — не более, чем горячечный бред больного доктора Мондрика?
— Вы меня неправильно поняли, — заверил журналиста Сэм. — Как я уже говорил, проделанная доктором Мондриком работа имеет огромное научное значение. Все выводы безупречно обоснованы. Его теории и найденные нами в Ала-шане доказательства их справедливости достойны самого пристального внимания антропологов.
Сэм Квейн старался не смотреть на мертвое тело доктора и на застывшую над ним женщину. Его голос оставался подчеркнуто спокойным.
— Открытия доктора Мондрика действительно крайне важны для человечества, — сухо продолжал Сэм. — Однако мы все уговаривали его объявить о них менее сенсационным путем. А именно — написать статью в солидный журнал, представить результаты нашей экспедиции на соответствующем симпозиуме. И теперь, после этой страшной трагедии, мы именно так и поступим.
— Но доктор намекал на какую-то опасность, — не унимался репортер. — Он говорил, что кто-то не хочет, чтобы он рассказал нам правду. И стоило ему перейти к делу, как он тут же отбросил коньки. По-моему, так это чертовски странно. Может, ты чего-то боишься, Квейн?
Сэм нервно сглотнул.
— Разумеется, мы все очень огорчены, — выдавил он. — Но какие есть доказательства, что загадочный враг доктора Мондрика и в самом деле находится среди нас? Он огляделся по сторонам. — Я не вижу никого подозрительного. Смерть доктора Мондрика во время его речи — это простое совпадение, и не более того. А может, даже и не совсем совпадение. Вполне возможно, что его волнение и привело к этому сердечному приступу…
— А как же «Дитя Ночи»? — прервал его журналист. — Как же его «Черный Мессия»?
Бледный до синевы Сэм попытался вымучить улыбку.
— Доктор Мондрик любил читать детективы. Я не сомневаюсь, что его Дитя Ночи — не более, чем метафора, так сказать, персонифицированное людское невежество. У Мондрика всегда была очень образная речь. К тому же, ему хотелось придать своему выступлению некоторый драматизм.
— Ваши репортажи, господа, лежат вон там, — Сэм кивнул в сторону зеленого ящика. — Мне только кажется, что уважаемый доктор избрал не самый лучший способ рассказать о проделанной экспедицией работе. В конце концов, теория эволюции давно уже не вызывает никакого ажиотажа у прессы. Всякие там детали происхождения человека, представляющиеся исключительно важными специалистам типа доктора Мондрика, вряд ли заинтересуют обычного, рядового читателя — если, конечно, их не драматизировать.
— Черт! — выругался радио-репортер. — Этот старикашка здорово меня околпачил. А я-то и уши развесил…
К самолету подъехала машина «Скорой помощи». Пара санитаров погрузили в нее тело Мондрика. Бэрби мог только радоваться, что прощающаяся с мужем Ровена не видит ослепительного блеска фотовспышек.
— И какие же у вас теперь планы, мистер Квейн? — поинтересовался мужчина с кривым орлиным носом. Бэрби его знал — репортер, специализирующийся на науке, пишущий для одного из газетных синдикатов. — Когда вы расскажите то, о чем не успел рассказать нам доктор Мондрик?
— Нескоро, — покачал головой Сэм. — Видите ли, нам казалось, что доктор излишне торопится. Я думаю, что мои коллеги по Фонду с этим согласятся — материалы, привезенные нами из Ала-шана, еще надо как следует изучить в лаборатории. Надо разобраться в бумагах и записях доктора Мондрика… И только после этого мы сможем выступить перед прессой. Со временем Фонд, я уверен, опубликует результаты экспедиции в специальной монографии. Это займет год. Может, два.
Кто-то их журналистов разочарованно присвистнул.
— Ну, кое-что у нас все-таки есть, — усмехнулся один репортер. — Если вы не хотите ничего добавить, придется использовать это. Так и вижу заголовки типа… «Доисторическое проклятье настигает осквернителя могил!»