— И я знаю, чего вы хотите.
Ее могучий пес, сдерживаемый широким, усыпанным серебряными заклепками ошейником, с ненавистью следил за каждым движением подкрадывающейся волчицы. Он рвался вперед, но Ровена крепко держала его.
— Я знаю, что вам нужно, — с горечью сказала она. — Но убить меня будет не так-то просто.
Обернувшись к Бэрби, волчица усмехнулась.
— Приготовились, — прошептала она. — Помни, ты прыгаешь, когда я схвачу ее за локоть.
Измерив взглядом расстояние до горла Ровены, Бэрби изготовился к прыжку. Словно старую одежду, он сбросил с себя нерешительность. Он должен подчиниться… это реальность, и белая волчица — это его стая. А потерянная человечность значила сейчас не больше, чем полузабытый сон.
— Давай! — скомандовала Април. — За Дитя Ночи!
Она прыгнула. Бэрби почувствовал, как в нем поднимается черная, первобытная ярость, жгучая жажда сладкой человеческой крови.
— Вилли, — всхлипывала Ровена. — Ты не сможешь…
А он только выжидал, когда клыки Април нейтрализуют вооруженную кинжалом руку.
Но тут Турок испуганно и предупреждающе залаял. Выпустив ошейник, Ровена широко махнула кинжалом.
Извернувшись в воздухе, волчица сумела-таки избежать смертоносного лезвия. Но тяжелые серебряные браслеты на руке слепой с силой ударили ее по голове. Завизжав от боли, волчица рухнула на мостовую, и тут же огромный пес вцепился ей в глотку.
Визг Април словно вернул Бэрби к жизни. Он больше не испытывал ни малейшей симпатии к Ровене. Он прыгнул… Его клыки впились в массивную холку овчарки и натолкнулись на серебряные заклепки ошейника. Парализующая боль пронзила все его тело. Одно лишь прикосновение к серебру — и он уже едва стоял на ногах.
— Не отпускай ее, Турок! — крикнула Ровена.
Но пес уже бросил Април и, рыча, повернулся в Бэрби. Хромая, волчица кубарем скатилась с крыльца.
— Бежим, Бэрби! — крикнула она. — В ней слишком сильна наша кровь… гораздо сильнее, чем я думала. Мы не можем одолеть одновременно ее саму, ее серебро и ее собаку!
Април бросилась наутек. Бэрби — следом. А за ними с вселявшей ужас уверенностью гналась слепая Ровена. Холодно блестела брошь, и кольца, и бусы, и браслеты — ее непробиваемая защита. Зловеще сверкал самодельный серебряный кинжал.
— Взять их, Турок! — яростно крикнула она своему псу. — Убей их!
Они мчались плечом к плечу, серый волк и белый. Назад, по пустынным улицам к тихому университетскому городку. От прикосновения к серебряным заклепкам ошейника у Бэрби все еще дрожали лапы. Он знал — от овчарки ему не уйти. Яростный лай звучал все ближе и ближе…
Завернув за угол, Бэрби остановился. Он приготовился к последней в его жизни схватке. Но тут, круто развернувшись, белая волчица помчалась назад, навстречу взбешенному волкодаву. Она так и заплясала по улице, сердитым тявканьем отвечая на его лай. Улыбаясь во всю пасть, она уводила пса прочь от Бэрби, в сторону пустынного шоссе.
— Взять их, Турок! — кричала слепая, продолжая погоню. — Задержи их! Я иду!
Встряхнувшись, Бэрби поспешно отступил. Волчица и гнавшийся за ней пес уже исчезли в темноте, но за ними, в недвижном и прохладном предрассветном воздухе, повис четкий, как нарисованный, след. Рядом: чистый запах Април и мерзкая вонь Турка. Где-то вдали он слышал собачий лай — в нем уже появились нотки разочарования.
А слепая бежала за Бэрби. Он выскочил на шоссе и, оглянувшись, увидел, что Ровена отстала почти на целый квартал. Как раз в этот момент она подбежала к поребрику. Она, естественно, его не видела. И никакое шестое чувство не сказало ей о его существовании. Споткнувшись, Ровена во весь рост растянулась на тротуаре.
На мгновение Бэрби снова почувствовал жалость к этой женщине. Упав, она наверняка очень сильно ударилась. И тем не менее, в следующую секунду Ровена уже снова была на ногах и отчаянно хромала вслед за своим убежавшим псом. Блеснул свет на ее кинжале, и Бэрби поспешно помчался по шоссе, по горячему следу волка и собаки.
Добежав до безучастно мигавшего светофора, Бэрби оглянулся. Ровена совсем отстала. А по дороге, направляясь к ним, ехал, светя фарами, одинокий автомобиль. Бэрби бежал, пока боль от света фар не стала совсем невыносимой. Тогда он спрятался в темную аллею и пропустил машину. Оглянувшись еще раз, он уже не увидел Ровены.
Унылый собачий лай растворился в грохоте мукомольного комбината и шипении и звоне железной дороги. Бэрби все еще шел по следу. Пробравшись через настоящий лабиринт узких кривых улочек, он вылетел к сортировочной горке.
Запахи волка и собаки стали уже не такими явными. Их забивала горячая вонь машинного масла, пролитого креозота и легкой, летящей по ветру золы. Но Бэрби не потерял следа вплоть до того момента, когда прямо на него по путям покатился маленький маневровый паровозик с висящим на подножке механиком.
Бэрби отпрыгнул в сторону, но паровозик, случайно выпустив пар прямо на него, уничтожил все запахи, кроме своего собственного — мокрого металла и горячего масла. Не замечая Бэрби, механик сплюнул, но даже резкий запах дешевого табака растворился в устроенном машиной тумане. След оборвался.
Принюхиваясь, Бэрби закружил по соседним путям. Но не чувствовал ничего, кроме запахов пара, угля, стали, креозота и несгоревшего дизельного топлива — все это на фоне удушливой химической вони, тянущейся из района промышленных предприятий.
Навострив уши, Бэрби с надеждой вслушивался в предрассветные сумерки. Вдали грохотали заводы. Шипел пар, тяжело пыхтел маневровый паровозик. Откуда-то из-за реки донесся гудок торопящегося поезда. Но голоса Турка он не слышал.