Он теряет постоянно. Всю свою жизнь. И, если быть одиноким – это его судьба, что ж, он примет её достойно, но понесет этот крест также в одиночку. И тогда больше никто и никогда не пострадает по его вине. Больше никто не погибнет.
Стиснув зубы, Дарен зарычал и совершил мощный удар по снаряду, заставляя плотный кожаный мешок, не выдержав напора, слететь с цепи и рухнуть на пол. Прислонившись лбом к стене, он сжал кулаки и со всей силой долбанул костяшками по бетону. По коже тут же разлилось знакомое тепло – кровь струилась по рукам, заставляя ушибы ныть, но ему было плевать. Эти раны заживут, а вот те, что внутри вряд ли сумеют затянуться. Даже со временем.
Двадцать лет назад
Шум вертящихся лопастей. Невыносимый звук, от которого закладывает уши. Маленький мальчик сидел в вертолете своего отца и с силой сжимал кулаки – от злости, как заноза сидящей под кожей; костяшки его пальцев побелели, а глаза будто бы, в самом деле, налились кровью. Раньше он только слышал о ярости, которая поглощает человека, забирая часть его души, а теперь ощущал её, позволив изменить что-то внутри себя.
– Это ты виноват! – Закричал мальчик, чувствуя, как боль внутри всё сильнее пережимает вены. – Из-за тебя её не стало!
Томас молчал. Переключая кнопки на приборах, он смотрел куда угодно, но только не на сына.
– Ты пошел на преступление ради денег, а теперь бежишь! – Продолжал паренек, не зная, чего хочет больше – вывести отца из себя или убедиться в собственной правоте. – Ты убил её! – Продолжил он, ощущая, как слезы бесконтрольно брызнули из глаз. – Убил мою подругу! Убил Эрин!..
Последние слова приглушила тупая боль; голос сорвался. Томас внезапно схватил мальчика за шею сзади и, намеренно причиняя боль, наклонил к себе.
– Не смей, – сквозь зубы прошипел он, – больше никогда… говорить ничего подобного. Иначе я сломаю эту шею. Ты понял?
Он резко отпустил сына, заставив мальчика слегка стукнуться головой о руль. Дарен не послушался. Не замолчал. И добился своего – довел отца до предельной точки. Он так и не понял, что произошло дальше, осознал лишь, что вертолет накренился и пошел на снижение. Лопасти задели дерево – кажется, это было оно – приборы запищали, и в следующую секунду их резко закрутило. Он не помнил тот момент, когда они упали. В памяти остались лишь обрывки каких-то фраз, но и они со временем безвозвратно стерлись. А ещё ужасная ноющая боль. Голову словно одновременно рвало без малого тысяча снарядов. Дышать было трудно – вот это тоже осталось в памяти. И запах крови – его забыть он тоже так и не смог. А ещё тело своего отца, придавленное грудой тяжелого металла. Мертвое тело. Только вот эмоций не было. И слез тоже.
А вот тошнота была. Дарена сильно мутило, а встать он не мог – ногу зажало, и как не пытайся, её было не вытащить. Он не знал, сколько пролежал так, но казалось, что шансов на спасение уже нет. Да и что ему было терять? Мама умерла. Эрин тоже оставила его. Сестренка только и осталась – ради неё бы и жить, только вот нужен ли он ей такой? Настоящий сын своего отца? Ведь он чувствовал, что будет таким же. Точно будет. Гены, они всегда берут своё.
Глаза закрывались. И очень хотелось пить. Маленькому мальчику, в самом деле, казалось, что это последние минуты его жизни. Он жалел лишь, что так и не сможет обнять Элейн. Сказать, как сильно её любит. А солнце в тот день светило очень ярко – это, кстати, тоже врезалось в память – он помнил это ещё и потому, что тогда смотрел прямо на него. Глаза уже почти окончательно закрылись, но он помнил, как его ноге внезапно стало легче. Словно обломок вертолета перестал на неё давить. Перед тем, как потерять сознание, Дарен ощутил чье-то нежное прикосновение и увидел пару больших карих глаз – ангела, как он подумал в ту минуту – а затем бесконтрольно провалился в темноту.
Три месяца спустя.