– Легкий путь способен выбрать лишь слабый человек, Чавеио. Мы же пытаемся воспитать в каждом Дух истинного воина.
– Почему же это слабость, Вождь? – Дарен подскочил с места. – Давай я покажу тебе, каким храбрым и сильным могу быть! Я подкрадусь к тому зверю, пока он этого не ожидает, и заставлю его приклонить перед собой колени!
– Храбрость и сила – это не просто слова. Это твои поступки. Твои ценности и мысли. Когда ты благороден, честен и справедлив – ты силен. Когда ты бесстрашен и милостив – ты храбр. – Кваху подошел ближе и, коснувшись макушки мальчика, посмотрел ему прямо в глаза. – Лишь став таким, ты сможешь называться достойным воином. Когда сердце и душу, несмотря ни на что, сможешь оставить чистыми. Перед Великим Духом. Перед твоим безжалостным врагом. И перед собой самим.
– Я понял, Вождь! А теперь позволь мне поохотиться! Позволь доказать тебе, что я достоин!
– Ты не понял, Чавеио. – Просто сказал Кваху, опуская ладонь вниз. – Но когда-нибудь обязательно поймешь. Когда-нибудь ты будешь готов. А сейчас иди обратно в поселение.
– Но я готов! Вождь, позволь мне показать тебе!
– Делай, как я говорю, непослушный маленький ска[7], и тогда, возможно, Великий Дух укажет тебе верный путь.
– Но…
– Остальные – вперед! – Крикнул Кваху, а затем в последний раз посмотрел на Дарена. В тот день непослушный маленький ска не пошел вместе с племенем, но и не повернул назад. Он прятался в кустах, наблюдая за тем, как его друзья охотятся, оттачивая удары и маневры, которым день за днем их учил Великий Вождь. Мальчик злился. На своего наставника, который не позволил ему показать силу. На других ребят, которые промолчали. На себя, потому что не сумел переубедить Вождя. Он злился. И эта злость зажала его в своих тисках: пережимая горло, заставляя его гореть. Лишь на сорок девятую луну маленький ска сумел подчинить бешеного и беспощадного Зверя, что сидел у него внутри. И лишь в эту ночь маленькому ска было позволено впервые выйти на охоту.
Восемь лет спустя.
– Завтра прибывает торговый корабль, – голос Кваху заставил Дарена замереть с топором в руках, – на нем ты сможешь вернуться домой.
Он слабо усмехнулся, ощущая, как прошлое вновь начинает окатывать его холодной волной. Дом. А есть ли у него теперь этот дом?
– Эта пустота в твоих глазах… – продолжал Вождь, подходя ближе, – …я всегда ощущаю её. Ты мертв, несмотря на то, что дышишь. И, несмотря на то, что твоё сердце всё ещё бьется, душа твоя безжалостно разодрана на части. Но ты уже не тот маленький мальчик, каким был много лет назад. Теперь ты мужчина. – Дарен молча смотрел на дерево, а затем почувствовал, как рука Кваху легла на его плечо. – Твоя жизнь – не здесь, Чавеио. Это не твой мир.
– Вы так и не приняли меня, – грустно улыбнувшись, прошептал он.
– Ты всегда был и останешься для нас сыном. И эта резервация всегда будет местом, в которое ты сможешь вернуться.
– Тогда зачем мне уходить? – Он повернулся к Вождю лицом. – Зачем покидать вас?
– Потому что так нужно.
– Нужно кому? – Не понимал парень. – Мне? Нет. Мне лучше здесь. С вами. В месте, где меня любят и понимают. В месте, где я впервые за многие годы, действительно, рад восходам. И я не хочу возвращаться туда, где не знал ничего, кроме боли.
– Тебя не забыли, Чавеио. Все эти восемь лет близкие и дорогие тебе люди не оставляли попыток найти тебя. – От слов Кваху Дарен стиснул зубы и сжал в кулаки пальцы. – Раньше ты был слишком мал, но теперь твой время пришло. Тебе нужно вернуться.
– Зачем? – Отвернувшись, сквозь зубы спросил он. – Для чего мне возвращаться в место, из которого я столько лет пытался убежать?
– Чтобы, наконец, суметь побороть Зверя внутри себя. – Когда Дарен промолчал, Вождь сказал. – Ты – воин, Чавеио. Великий воин Духа. И ты должен принять этот бой.
Рука Кваху ещё раз сжала уже окрепшее плечо юноши, а затем он опустил ладонь и направился прочь.
– Вождь.
Дарен повернулся, заставляя своего наставника сделать то же самое.
– Да, мой мальчик?
– Я вернусь. И приму бой.
Кваху коротко кивнул.
– Это верное решение, Чавеио.
– Только я не знаю, смогу ли победить.
– Никто не знает своей Судьбы, мой храбрый ска. Но не сражаться за неё – значит сдаться. Скажи, готов ли ты сдаться?
Вождь не стал дожидаться ответа. Он отвернулся и медленно побрел прочь, втыкая в землю свою длинную старую палку. Дарен мог бы ответить, но понимал, что этого не требовалось. Мужчина, которым он стал за эти восемь лет, твердо знал, что будет биться в этой войне до самого конца, потому что отныне и впредь самый величайший его враг – это он сам.