— Рябинин прекрасно знает предмет, — сказала Наталья Ивановна, — но я не могу согласиться с его ориентацией на эдакую физико-математическую элиту в старших классах. Конечно, эти ребята в нем души не чают, но…
— Зачем тратить время на тех, кто распрощается с физикой, едва получит аттестат зрелости? — возразил Юра.
— А затем, — сказала с места Лена, — что знания обогащают личность.
— Не оптимальный вариант, — бросил Юра.
— Зато человечный, — ответила Лена.
Галина Петровна постучала карандашом по столу.
— А я-то боялась, что вы здесь свадьбу сыграете.
— Лена меня не любит, Надежда Александровна, — пожаловался Юра.
— Относительно Рябинина мне все понятно, — сказала завкафедрой. — Но вы, Галина Петровна, написали мне тревожное письмо про Лену Якушеву и даже…
— Да, — перебила Надежду Александровну завуч, — я даже просила отстранить ее от практики. Дело в том, что Елена Федоровна незаурядная, яркая личность. Но я… я все же не совсем уверена, что эта ее незаурядность нужна в условиях обычной массовой школы. Может быть, было бы лучше, если бы она проявилась на каком-нибудь другом поприще.
— Простите, Галина Петровна, восстановлена ли в классе дисциплина? — спросила завкафедрой.
— Да. Сейчас Елене Федоровне это как-то удалось. Как ни странно, исчезла даже «Камчатка». Я скажу больше: в классе повысилась успеваемость.
— И этому не помешала яркая индивидуальность? А может быть, помогла? — допытывалась Надежда Александровна. — Я, например, считаю, что наша школа испытывает недостаток в незаурядных, самобытных личностях. — И вдруг, изменив тон, завкафедрой сказала, обращаясь только к Галине Петровне: — Ты просто устала, Галя.
— Не знаю, не знаю… — совсем растерялась завуч. — С Еленой Федоровной у меня нет ни минуты покоя. Я живу, как на вулкане.
В школьном коридоре уборщица сдерживала бьющуюся в истерике Милину маму, Полину Сергеевну.
— Не держи ты меня, слышишь, не держи! У меня дочка пропала, а ты меня за руки хватаешь! Да я сейчас все там разнесу, всем глаза выцарапаю.
И Полина Сергеевна ворвалась в учительскую.
У распахнутого настежь опустевшего гаража стояли Митины родители.
— Как ты думаешь, что мы должны делать? — задал вопрос жене Митин папа.
— Я думаю, надо прежде всего позвонить в школу.
— Все с Митькой бывало, но такого еще никогда. Он, по-моему, и дома-то не ночевал, как ты думаешь?
— По-моему, нет.
Мотоцикл с коляской медленно ехал по утренним улицам города и остановился у здания первой городской больницы. К двери, на которой было написано «Приемный покой», Митя и Мила шли не спеша. В этой их неторопливости ощущалась какая-то торжественность. Митя позвонил, и они скрылись за тяжелой дверью приемного покоя.
В учительской в этот ранний час было четверо: Лена Якушева, Юра Рябинин, завкафедрой педагогики Надежда Александровна и заведующая учебной частью Галина Петровна. Они сидели в пальто, и по их виду можно было понять, что здесь им пришлось провести ночь.
То и дело звонил телефон, Галина Петровна или Юра поспешно брали трубку, надеясь услышать какое-нибудь сообщение о судьбе Мити и Милы, но каждый раз их только спрашивали и ничего не сообщали. Поэтому приходилось отвечать:
— Нет, нет… пока ничего нового.
Или:
— Ждем. Всюду, куда можно, сообщили.
При этом и Юра и Галина Петровна, кончив разговор, опускали трубку, виновато поглядывая на Лену.
Надежда Александровна держала себя подчеркнуто строго.
Девушка сидела, отвернувшись от телефона. Она никак не реагировала на звонки, и это пугало Юру и Галину Петровну.
Всякому, кто знает, что значит воспитание подростков, — сказала Галина Петровна, — ясно, что ни один самый опытный учитель не гарантирован от подобных ЧП. Так что не следует заниматься самобичеванием. Сейчас, когда вы нам все рассказали, я вынуждена признать, что была неправа. Извините меня, Леночка. У вас свежий глаз, а я… за пятнадцать лет, вероятно, слишком пригляделась ко всем этим Сергеевым, Красиковым…
— И все же у Лены есть повод для серьезного размышления о своей судьбе, — возразила завкафедрой. — Настоящий педагог именно в такой сложной ситуации знал бы, где сейчас находятся Митя и Мила. А Лена не знает. В этом все дело.
— Но вы же можете обещать Лене, — осторожно начала Галина Петровна, — что этот случай никак не отразится…
В первый раз Лена повернула голову.
— Неужели вы могли подумать, что меня сейчас волнует это? — сказала она, сделав такое ударение на слове «это», что Галина Петровна поспешила ответить:
— Я понимаю. Простите, пожалуйста.
И снова зазвонил телефон.
— Пока ничего… — привычно начал Юра и вдруг осекся. — Что? — закричал он. — Кто говорит? Красиков? Ах, ты… Да ты понимаешь, что ты наделал!
— Дай мне! — твердо сказала Лена, вырвав трубку у Юры. И потом уже очень спокойным голосом: — Здравствуй, Митя. Это Елена Федоровна… Понимаю. Понимаю. Значит, Мила больше не думает про десять процентов, а только… Что? Про все сто? Молодец! Понимаю!
— Ура! — прошептал Юра. — Галина Петровна! Надежда Александровна! — продолжал он шептать, постепенно возвышая голос. — Скажите ей, что я не такой уж плохой парень. Во мне что-то есть, честное слово. А без Лены я буду катиться вниз по наклонной плоскости. Меня засосет улица. А Митя домой позвонил? — неожиданно спросил Лену Юра.
— Ты домой позвонил? — повторила Лена в трубку. — Нет, нет, все хорошо. Ни о чем не беспокойся. Ну я же тебе говорю, что все хорошо… Да, да. Все правильно, но… Меня ты все-таки подвел… — Лена повесила трубку. — Дело в том, Надежда Александровна, что я догадывалась, почти знала, где находились Мила и Митя. А сейчас он звонил из больницы.
И сразу зазвучала громкая музыка. Это гремели уличные репродукторы. Над мостовой ветер колыхал красные полотнища с надписью «Да здравствует 8 Марта — Международный женский день».
Неожиданно наступила тишина. Музыка репродукторов еле доносилась с улицы. Местные учительницы и молодые практикантки за одним из столов учительской уныло составляли традиционный список: кто что принесет для совместной вечеринки в честь Международного женского дня.
— Значит, за мной, — сказала сурово учительница физики, — как всегда, яблочный пирог и бутылка сухого.
— Я, как всегда, сациви, — объявила другая местная учительница. — Бутылка шампанского у меня уже полгода в холодильнике на всякий случай.
— Девчонки, — бодро начала «англичанка» Ира и осеклась, — то есть… — Она смущенно помолчала. — В общем, кто принесет проигрыватель и пластинки?
— А зачем? — спросила суровая Наталья Ивановна.
— Как — зачем? Танцевать!
— С кем? — поинтересовалась учительница физики. — В нашем распоряжении одна танцующая человеко-единица мужского пола — Юра Рябинин. Директор школы не в счет, он депутат, а сейчас опять в командировке. В прошлом году у нас были завхоз и военрук, но им пришлось так худо, что они дали торжественную клятву на наши «девичники» больше не ходить.
— Почему «девичники»? — поинтересовалась Лена. — А ваши мужья?
— У кого они есть, почему-то предпочитают праздновать дома, — сказала заведующая учебной частью Галина Петровна.
— А ваш муж? — спросила Лена.
— Был, — грустно ответила Галина Петровна, — но я тогда еще не знала, что с ним нельзя все время говорить только о том, почему я какому-то Пете Тяпкину поставила пятерку, хотя он отвечал хуже Феди Ляпкина, получившего тройку. Я не знала, что с мужем надо обязательно ходить в кино и в гости, а тетради проверять, только когда он спит мертвым сном…