***
Ранним утром мы уже были в городе.
Ноги у меня почти отваливались — долгое хождение по пустыне в придачу к двум сменам на складе не прошли даром. Ален попросил потерпеть ещё чуть-чуть и добавил, что осталось совсем немного. Всего-то добраться до нужного дома, чтобы не дрыхнуть прямо на улице, хотя местных жителей это не останавливало: по дороге я видела, что некоторые спали прямо у стен разрушенных домов, замотавшись в какие-то грязные тряпки. Никто на нас не набрасывался, никто не горел желанием нас убить: все прекрасно понимали, с какой целью мы сюда пришли. Впрочем, припасы я всё равно старалась держать поближе к себе. Просто на всякий случай.
В глазах этих отощавших бедолаг я увидела такое отчаяние, что чуть сама не взвыла от безысходности.
А взвыть хотелось. Как старой собаке, брошенной свои хозяином. Выть хотелось ещё в убежище.
— Вот здесь, — Ален вдруг остановился перед каким-то перекорёженным строением, у которого частично обвалились верхние этажи.
— Оно же может рухнуть в любой момент.
Ален ехидно усмехнулся.
— Тут всё может рухнуть в любой момент.
Пришлось прикусить язык.
Ален обосновался на втором этаже. Каким-то образом в этом городе он умудрился отыскать пустую, никем не занятую квартиру. Видимо, отсюда он и притаскивал львиную долю своего хлама к нам в убежище.
Дверь, судя по всему, выбили давным-давно. Окна разбиты. Всё вокруг покрыто пылью, сверкающей золотом в лучах солнца. На потолке виднелись расплывчатые рыжие пятна с более тёмным контуром. Но зато на стенах — постеры известных рок-групп и фильмов. Где-то в углу валялась сломанная гитара, а по подоконнику была разброшена целая куча CD-дисков. И ещё письма в конвертах. И тетради. Фотографии в разбитых рамках.
Здесь кто-то жил раньше. Кто-то — бритоголовый парень с татуировкой на шее и симпатичная девушка с волосами, выкрашенными в кислотно-зелёный цвет. И ещё маленький ребёнок. Совсем крохотный. Новорождённый.
Сердце неприятно кольнуло: даже гадать не нужно, что с ними случилось. Ясно, как день.
— Здесь мы и останемся, — сказал Ален, присаживаясь на потрёпанный диван.
Я подошла к разбитому окну. Вид отсюда открывался поистине чудесный. В убежище нет ничего, кроме одних и тех же подземных ходов, а здесь — светлое небо над головой, полуразрушенные здания вокруг и серо-рыжие пески пустыни. И ветер, который приятно обдувает лицо и играется непослушными прядями, выбившимися из косы. Ален подошел ко мне со спины и, чуть ссутулившись, положил свой подбородок мне на плечо.
— Как думаешь, сколько нам осталось? — спросила я его.
— Надеюсь, что немного, — он мягко коснулся губами моей шеи и отстранился, — а пока мы ждём, это время нужно провести с пользой.
В данном случае «провести» время с пользой означало, что мы на радостях сожрём все припасы, которые у нас были, хотя их бы хватило ещё дня на три, а то и больше. Это означало, что я весь вечер буду играть на губной гармошке, а когда мне надоест, возьмусь учить этому Алена. Буду ругать его за малейшую оплошность, а про себя думать, что он неплохо справляется. Потом он откопает откуда-то CD-плеер, и ещё кучу времени мы потратим на то, чтобы его включить. Добьёмся только того, что он начнёт издавать какое-то невнятное шипение. Впрочем, Алена это не слишком огорчит: он поставит найденный диск и начнёт напевать что-то себе под нос, как будто это и есть записанная песня. Я буду аккомпанировать ему, конечно же.
Мы не будем спать всю ночь. Вместо этого просидим до самой темноты на подоконнике, тщетно стараясь вспомнить, как же, чёрт возьми, называются те светящиеся штуки в небе. Я помню, что когда-то слышала об этом, но само слово начисто стёрлось из моей памяти.
Мы соберём все найденные фотографии и по ним постараемся выстроить историю семьи, жившей здесь до нас. Я поймаю себя на мысли, что хотела бы покрасить волосы в какой-нибудь другой цвет. Уж точно не в такой ядерно зелёный, а, скажем, небесно-голубой.
— Тебе бы это подошло, — скажет Ален, пристально взглянув на меня, — синие волосы, в цвет неба, и зелёные глаза, в цвет деревьев. Звучит здорово.
— Идиот, ты же никогда не видел деревьев, — фыркну ему в ответ, — откуда ты знаешь, что они именно зелёные?
Он пожмёт плечами.
— Я в это верю, вот и всё.
Естественно, покрасить мои волосы мы не сможем, поэтому я просто попрошу Алена отстричь мне косу. Он немного поворчит, но всё равно поможет мне. И, закончив, осторожно коснётся пальцами моей шеи.
Мы будем лежать на диване и долго-долго целоваться. Так же долго смотреть друг на друга. Так же долго держаться за руки. Задремлем только под утро.
И внезапно нас разбудит дрожь земли и несмолкаемый гул. Последним, что мы увидим, будет яркий свет, от которого в груди почему-то станет так спокойно и безмятежно. Я улыбнусь Алену. Он улыбнётся мне. Тихо позовёт по имени: «Флор».
Хочется верить, что это можно назвать «любовью». Но в глубине души я понимаю, что мы просто боимся умирать одинокими.
Мы — поколение людей, которые встречают смерть, как старого друга.
Мы давно перестали её бояться. Нас она больше не страшит, ведь смерть — единственный способ поставить точку и покончить со всем.
Мы ждём её с нетерпением.