Матье ощущал только черноту - безжалостную, вновь и вновь накатывающую на него. Голос мальчика приходил из темноты... Похоже, издалека... И был беспредметным. Старшим овладел не страх даже, а полная нечувствительность, у него исчезло ощущение собственного тела. Он был как вытекшая, просочившаяся в почву жидкость: ни с чем больше не связан и никому не вручен. Непознаваемое оставалось единственным измерением - и в нем, и вне его.
- Я пойду с тобой, - сказал Матье пасмурным голосом. -Но прежде чем снова взять меня за руку, пожалуйста, зажги спичку - чтобы мы опять опознали друг друга как нечто реальное...
Андерс явно не спешил выполнять его пожелание.
- Мы должны экономить свет, - ответил он с запозданием. Но потом все-таки чиркнул спичкой.
- Человек иногда колеблется, - пояснил Матье, словно оправдываясь. - Но тем безогляднее бывает потом его решимость. Мы начинаем с протеста, потому что не знаем себя самих, а своих ближних знаем еще меньше.
Скудное пламя погасло. Андерс взял говорящего под руку и повел дальше. Шагов через двадцать Матье показалось, будто они попали в более теплый отсек подземного туннеля. Он остановился, проверил свои ощущения, озвучил их.
- Под нами протекают сточные воды, - ответил мальчик. - Это главная городская клоака. Грязная вода всегда теплая. Неаппетитно, что и говорить: мое жилище обогревается нечистотами.
- Может, это производственные отходы, - возразил Матье.
- Это клоака, - упрямо повторил Андерс.
Еще шагов через двадцать они уперлись в дверь. Открыть ее оказалось непросто. Мальчик поднес зажженную спичку, и Матье увидел, что на двери нет замка, который можно было бы отпереть ключом. Зато на ее грубо обработанной деревянной поверхности было несколько деревянных же болтов-задвижек, которые Андерс - в определенной последовательности - загнал ударами кулака внутрь. Когда сдвинулся с места последний болт, дверь подалась. Тотчас опять стало темно, и в этой непроглядной темноте два человека переступили порог. Матье отважился продвинуться, ощупью, только на пару шагов, потому что провожатый больше его не вел. Очевидно, дверь захлопнулась, и Андерс принялся закрывать ее на задвижки; во всяком случае, так понял Матье по доносившимся до него шумам. Он слышал потом, как мальчик бродит по помещению -наличие стен угадывалось по характерному приглушению звуков, - удаляется и, в конце концов, остановившись в углу, зажигает огарок свечи, торчащий из горлышка бутылки. Это последнее действие Матье отчасти увидел. При свете свечи, постепенно обретавшем завершенность и покой, Матье смог осмотреть подвал, который в первые секунды показался ему обычным, а затем - все же скорее странным.
Андерс сказал: тут он и живет. Однако не было никаких признаков жилой комнаты, кроме разве что стула, как бы случайно забытого посреди пустого помещения, и светильника, если можно считать таковым бутылку со свечой. Окна отсутствовали. Это-то как раз не удивляло, ведь подвал располагался глубоко под землей. Кроме того, Матье еще не забыл, что встречал в городе и дома, совсем не имевшие окон - то ли по какой-то разумной причине, то ли нет.
Несмотря на изолированность подвала и его глубокое залегание, воздух здесь был приятным, не спертым, в нем не ощущалось ни затхлости, ни фальши. Матье поискал глазами вентиляционное отверстие; не нашел. Помещение - средней величины, примерно шесть на восемь шагов, перекрытое низким сводом. До потолка из любой точки можно дотянуться рукой. Стены и свод - цвета запыленной известковой побелки.
- Ты, Андерс, сказал, что живешь тут. У тебя разве нет кровати?
Андерс показал на пол, но не имея в виду, что спит прямо на коричневых известняковых плитах; он хотел привлечь внимание гостя к неоднородности полового покрытия: к удлиненной деревянной панели, прерывающей правильную череду квадратных каменных плит.
Матье недоуменно пожал плечами и спросил Все-еще-молчащего:
- Что под ней?
- Посмотри сам! - прозвучало в ответ.
Матье подошел ближе. Удлиненную дощатую панель, очень узкую, обрамляла дубовая рама; в погребальной камере так мог бы выглядеть спуск к запыленному саркофагу. Матье подавил в себе этот неотчетливо-жутковатый образ, порожденный его фантазией и восходящий к смутному воспоминанию о старой деревенской церкви.
- Это что, крышка люка? - спросил он мальчика.
- Нет, моя кровать.
- Ты спишь на этих досках?
- Нет, под ними.
Обмен краткими репликами застопорился. Матье заметил железное кольцо, приделанное к деревянной панели - очевидно, чтобы ее можно было поднять.
- Я должен сесть, - сказал Андерс.