- Ты хотел о чем-то поговорить со мной, - внезапно сказал Матье.
- Да. Но сначала задам вопрос: Гари еще в доме - в твоей комнате?
- Нет, - ответил Матье Бренде, - он ушел.
- Это облегчает ситуацию разговора. У нас впереди ночь. Ты не будешь тревожиться, сосредоточишься на том, что происходит здесь...
- Откуда, отец, ты знаешь, что Гари был у меня?
- Ты, Матье, так простодушен? Или хочешь казаться простодушным?
- Ты видел, как он карабкался на дерево, как влезал ко мне через окно? - хрипло спросил Матье.
- Не видел. Но, тем не менее, знаю, - сказал отец.
- Ты организовал... слежку за ним... или за нами обоими. Я давно это подозревал, - сказал сын.
- Я и без всякой слежки знаю, когда и каким образом Гари навещает тебя. У вас с ним сложился ритуал, повторяющийся. Вот уже много лет. С тех пор, как Гари начал служить матросом. Сколько десятков раз карабкался он на дерево и влезал в окно? Ты точно не знаешь. И я - нет. Но это случалось так часто, что иногда - светлыми вечерами - я его видел. Другие люди - тоже. Я не отдавал распоряжения срубить дерево. Такая мысль однажды пришла мне в голову, но не в моем характере портить чужую игру столь вульгарными средствами. А все же ответь, если можешь: почему Гари не пользуется входной дверью? Ему ведь никто этого не запрещал.
- Однажды... в самый первый раз... Гари, просто из озорства, влез на дерево и постучал мне в окно. Это было так красиво: он сидел среди ветвей, в матросской блузе, и с серьезным видом спрашивал, можно ли ему войти.
- И ты, само собой, впустил его. Потом эта сцена неизбежно должна была повторяться. Даже в дегтярно-черные ночи, когда ты ничего не видишь. Однажды запущенный механизм начал действовать. Мне тоже это знакомо. Но вы ведь уже не дети! Вам следовало бы научиться отказываться от каких-то привычек! - Последние слова директор пароходства произнес с возбуждением.
- Входная дверь, - ответил сын, - не вполне безопасна. Как правило, открывает ее фру Линде. И для Гари у нее всегда наготове двусмысленная улыбка... с тех пор, как мы с ним перестали быть детьми. Тут есть чего бояться. Улыбка подразумевает, что мой друг - ничтожный человек, незаконнорожденный; что на уме у него недозволенное; что он не заслуживает доверия; что его присутствие в нашем доме обременительно и ничем не оправданно. Что он здесь - нежелательная персона. Это неуважение ко мне. Нас обоих ни в грош не ставят... Потому что сын директора пароходства не стесняется поддерживать дружбу с сыном (не побоюсь этого слова) шлюхи, с простым моряком.
- Итак, виновата фру Линде...
- Не она одна. Гари боится тебя, отец...
Тут в дверь постучали. Директор пароходства сказал:
- Войдите.
Фру Линде внесла в комнату поднос, на котором были: бутылка шампанского, лед, бокалы и два больших персика, явно из заморских краев.
- В холодильнике нашлась-таки одна бутылка шампанского, господин генеральный директор, - обиженно сказала экономка, перегружая содержимое подноса на стоящий в стороне столик.
Глава пароходства не стал придираться к этому замечанию. Он лишь сухо заметил:
- Надеюсь, фру Линде, что в будущем три бутылки всегда будут лежать наготове. Слышите, три - в любое время суток...
- Я поняла, господин генеральный директор, - сказала та. - Есть ли у вас еще какие-то пожелания на ночь?
- Да... Я бы хотел еще бутылку шампанского... попозже. Передайте, пожалуйста, горничной, чтобы она этим озаботилась.
- Я, господин генеральный директор, сама принесу, - ответила экономка.
- Это не входит в ваши обязанности, фру Линде.
Экономка улыбнулась. Ушла.
- Так значит, Гари боится меня, - повторил директор пароходства.
Матье промолчал. Откупорил бутылку, налил отцу и себе. Они выпили.
- Она нас обманула, ты заметил? - спросил отец. - Шампанское не холодное. Его достали из погреба и только декорировали льдом.
Матье не мог решить, так ли это. Он снова отхлебнул из бокала, но ничего не сказал.
- У Гари нет оснований бояться меня, - сказал директор пароходства. - Я никогда не вредил ему. И ни в чем его не упрекал.
- Ты, отец, собирался что-то со мной обсудить, - робко напомнил Матье.
- Да. Давай сядем. Принеси бокалы сюда, налей нам.
Матье сделал, как было велено. Он ждал слов отца.
- Мне не нравится твое увлечение, Матье. И не потому, что я осуждаю его с точки зрения нравственности. Просто я не верю в прочность таких отношений. Есть в них что-то фальшивое. Судя по всему, ты живешь неестественно.
- Из чего ты заключил, что я живу неестественно? Почему не считаешь меня способным на серьезные отношения - в этом случае?
- Я, Матье, не желаю тебе плохого. Тебе незачем со мною хитрить. Будь открытым! Я тоже постараюсь быть открытым. Если будешь мне доверять, ты поймешь, кто я. Притворяться я не хочу, я предстану перед тобой таким, каким кажусь самому себе: со всеми упущениями и неровностями в моем характере. Претендую я лишь на некоторый авторитет в твоих глазах - только на то, чтобы ты признал за мной способность разумно мыслить. Я давно за тобой наблюдаю. Но так и не убедился, что ты счастлив. Счастлив в том смысле, какой соответствовал бы твоим годам. Ты посещаешь университет, а в остальное время сидишь дома; ты не общаешься с другими людьми, радостно и свободно. Ты живешь ожиданием: что Гари вернется из плаванья, навестит тебя... и вы проведете день вместе. Когда он снова уходит в море, над твоей жизнью будто захлопывается крышка: единственное, что тебе остается,- ждать.