У Матье вырвался возглас изумления и вместе с тем удовлетворения.
- Правда? - переспросил он, возясь с бутылкой шампанского,- Сестре ведь тогда не было и двенадцати. - Он сделал так, чтобы пробка вылетела с треском: хотел отвлечь внимание отца от своего нечистого интереса к давнему происшествию.
- Я в тот же день устроил Ингер в интернат. Я не ругал ее, но объяснил, что она сделала глупость... и теперь должна принять на себя все последствия. Она не раскаивалась. Не удостоила меня даже словом, в тот день. Позже я сам отвез ее в Швейцарию.
- Пятнадцатилетний подросток не тратит эмоций на двенадцатилетнюю сестру, - сказал Матье, - но теперь ты пробудил во мне любопытство по отношению к Ингер.
- Я, как ты знаешь, увидел ее снова только прошлой весной. Наша встреча была короткой - всего несколько дней... Я открыл тогда, что мое отношение к тебе совсем другое. Оно незамутненнее, проще. Тебе, когда на душе у меня теплеет, я отваживаюсь признаться в своей любви; ради тебя я могу смириться со многим. Если бы ты тогда нанес удар молотком... я бы не отослал тебя в интернат... мой брак бы распался еще до свадьбы... по крайней мере, мне так кажется.
- Задним числом все выглядит по-другому, - сказал Матье. - Ты, конечно, стараешься быть искренним; но впечатления сегодняшнего дня искажают твои воспоминания.
- Вероятно... - сказал Клаус Бренде, - вероятно, ты прав. Но ты-то тогда не стал искать молоток. Тебе в голову такая мысль не пришла. Ты был старше; но ты и по натуре мягче. Твоя сестра стала очень похожей на тебя... всем внешним обликом, выраженьем лица. Но я перед ней робел. Обычно в дочери, с которой давно не встречался, мужчина ожидает увидеть образ когда-то любимой им женщины. Но я видел в Ингер тебя, узнавал в ней твои черты... только жестче прорисованные. Она привлекательна... но привлекательна отстраняюще... и гордость ее совсем иная, чем у тебя. Она... не привязалась бы к Гари... Ее представление о себе - особого рода высокомерие - воспрепятствовало бы этому...
- Она должна быть для меня образцом? И так ли ты уверен в своем утверждении - что человек, не владеющий ничем, кроме самого себя, не мог бы вторгнуться в мир ее чувств?
- В образцы для тебя твоя сестра не годится - если я не ошибся насчет ее душевных свойств. Но меня сбивает с толку, что она так поразительно похожа на тебя внешне - неразличимо, сказал бы я, если бы у нее не развились тем временем и специфически женские формы. Поэтому мое представление о характере Ингер ненадежно. Мы с ней не говорили ни о ее детском проступке - нападении на мачеху, - ни об изгнании из родительского дома. Но я понял: она все еще смотрит на меня как на мужа своей противницы, хотя та давно умерла. Ингер намеренно избегала формального примирения со мной. Она пока не простила того, что я, как она думает, оскорбил вашу мать. И я заметил еще одну странность. Под влиянием интерната у воспитанниц ощутимо меняются врожденные социальные и нравственные навыки поведения. Окружающий мир перестает восприниматься этими детьми как нечто вполне реальное; место обычных жизненных трудностей и радостей занимает, если можно так выразиться, эрзац-реальность. Внутри интернатской ограды многие мелкие нарушения дисциплины молчаливо допускаются; другие же, более серьезные проступки воспитатели стараются скрыть; защитные факторы, действующие издалека, - благосостояние или привилегированное положение родителей - играют чудовищную роль в этом однобоко развивающемся сообществе еще не повзрослевших людей. Думаю, все девочки научились лгать и оправдывать свою ложь. Неправдивость они считают изящной маской. Они и воруют при случае. Вещи малоценные, само собой. По наглости поведения они привыкли измерять силу. Свои незрелые чувства они маскируют фривольностями - то есть имитируют наличие опыта, которого у них нет. Вместе с тем они культивируют в себе самосознание, свойственное высшим сословиям, отчего их естественная натура подавляется. Смех их неискренен, а эмоции преувеличенно театральны...
- И ты уверен, что все это действительно наблюдал? -спросил Матье, чувствуя себя крайне неловко.
- Я, может, немного сгустил краски. Но тамошняя среда мне в самом деле совсем не понравилась.
Матье молчал. Прошелся по комнате. Потом наполнил бокалы, один протянул отцу и выпил свой, забыв чокнуться.