Всхлипывая, она положила руку себе на голову.
— А повыше, — сказал он.
Она быстро выпрямила руку, даже сложила ладонь лодочкой, как школьница, рвущаяся отвечать.
Он медленно пальпировал молочную железу, двигаясь по кругу. Зона, в которой ощущалась болезненность, показалась ему совершенно чистой, сосок не деформирован, выделений не наблюдалась, кожа — бледная, мягкая, гладкая, — была прохладной. Он сместил пальцы к подмышке, потом, круговыми движениями, обратно к соску и все время приговаривал: «Хорошо, хорошо», а она хлюпала носом, пытаясь втянуть маленькую каплю, повисшую под ноздрей, и, наконец, не выдержав, левой, свободной рукой потянулась к мотку туалетной бумаги и оторвала крошечный кусочек, стараясь не двигать туловищем, не мешать осмотру.
— Хорошо, хорошо, — сказал он, — можно одеться. Ничего такого я не вижу. Ничего такого. Вам надо обязательно провериться, всем надо регулярно проверяться, но я никакого уплотнения не вижу.
Она как пришлось запихнула намятую грудь в чашечку бюстгальтера, быстро отмотала еще одну ленту сероватой туалетной бумаги, основательно высморкалась и прерывисто, тяжело вздохнула. Он принялся мыть руки. Она сказала ему в спину:
— Мне страшно стыдно. Мне очень стыдно. Простите, пожалуйста, мне ужасно стыдно. Я поправляла, и мне показалось. И я так испугалась. Вот идиотка. Мне так стыдно, пожалуйста, простите.
Он вспомнил, как официант стал метаться от столика к столику, когда она закричала на весь зал: «Здесь есть доктор? Пожалуйста, здесь есть доктор?» Казалось бы, официант должен был в первую очередь броситься к ней, а не начать бегать между столиками и вопить: «Есть доктор? Есть доктор?» «А с другой стороны, — подумал он, — что за глупости, официант и есть официант».
Скажем, завтра
Злате
— Я сама видела, как небо чернеет и птицы перестают петь, когда открываются ворота Федеральной прокуратуры и кортеж из шести машин начинает медленно двигаться в сторону Кремля, — сказала она.
Он посмотрел на нее — маленькую, неприлично подвижную посреди застывшей важности его огромного кабинета — и подумал: забрать бы ее, дуру, отсюда куда-нибудь. На какой-нибудь остров. Быстро перекинуть все бабло наружу, обналичить, купить остров и съебать туда с этой дурой.
Каждый божий день
Вчера она купила эспрессо-машину и пять одинаковых кофейных чашек — толстобоких, тяжелых, чудовищно дорогих, но денег было не жалко. Теперь все чашки стояли перед ней рядком, каждая на своем блюдце, и в каждую был налит эспрессо. По поводу молочной пены, тщательно взбитой в специальном кувшинчике, у нее были сомнения: пена казалась ей слишком плотной, но это, решила она, лучше, чем слишком жидкая. Первую чашку она испортила буквально за две секунды — рука с кувшинчиком дрогнула, линия, которая должна была превратиться в лепесток большого коричневого цветка на белой шапке пены, пошла вкось. На второй чашке ей удалось изобразить два лепестка из четырех прежде, чем пена поползла через край. На третьей чашке зазвонил телефон.
— Да, — сказала она в трубку.
— Миссис Дарнтон? — спросила трубка.
— Да, — сказала она, — миссис Дарнтон слушает.
Трубка помолчала.
— Миссис Дарнтон, — сказала трубка, — это инспектор Милверс. Мы говорили с вами вчера.
— Прекрасно помню, — доброжелательно сказала она.
Трубка снова помолчала, а затем продолжила:
— И позавчера.
— И позавчера, — легко согласилась она, нетерпеливо похлопывая подошвой шлепанца о пятку: пена вот — вот начнет оседать, и придется начинать все сначала.
— Миссис Дарнтон, — сказала трубка, — боюсь, вы меня не понимаете. Мы обнаружили тело, которое считаем телом вашего мужа. Совершенно необходимо, чтобы вы явились к нам на опознание.
— Обязательно, — сказала она, — обязательно. Сегодня обязательно к вам зайду.
Вот бы
Она, конечно, не станет его отговаривать — просто скажет что-нибудь легкое, совсем незначительное, от чего галстук сразу разонравится ему самому. Но какой галстук! Идеальный подарок — достаточно дорогой, достаточно личный. Он знает своего брата, тот будет просто счастлив.
Он решил, что купит этот галстук, когда она отправится в туалет, — он сам предложит ей заглянуть туда, чтобы потом безмятежно обходить гигантские музейные залы. Они уже провели в магазине не меньше получаса, решая, кому что достанется. Маленькую, с мизинец шелковую куклу было решено привезти его матери, удивительно недорогую стеклянную брошь — сестре, Мила придет в восторг от блокнота из грубой «авторской» бумаги, — глядишь, и покончили с тонким делом приобретения сувениров.