Manifestazioni in Egitto contro l’Jnghilterra!.. Terribili combattimenti in Corea!..[14]
— Видно, так всю жизнь и промучаемся! — заметил Пьетро.
VI
Когда час спустя Валерио садами пробирался к Кларе, по-прежнему лил дождь. Он тяжело шагнул в дом, скованный в движениях промокшим пальто. Клара бросилась помогать ему раздеваться. На ней был серый халат с красной каемкой, вырез на груди подчеркивал линии ее тонкой, белой шеи. Наклонившись, Валерио приник долгим поцелуем к ее груди, а она тем временем гладила его волосы. Но как только они очутились в гостиной, она сразу заметила сухой блеск его глаз и осунувшееся лицо.
— Мы скоро пойдем спать, дорогой, — сказала она сочувственно. — Ты совсем измотан.
— Да, просто выдохся! — согласился Валерио и лег на диван. Находившийся сзади аквариум был освещен и отбрасывал на край потолка светлое пятно, которое бороздили движущиеся тени.
— Сейчас вернусь, полежи! — сказала Клара.
Как только она ушла, Валерио закрыл глаза. В комнате было тепло. Он вслушивался в шум дождя, стучавшего по ставням. Из комнаты Марии Торелли до него доносилась тихая, печальная музыка. Страшный секрет теснил ему грудь. Магда обречена. У него было такое чувство, будто он долго бежал и внезапно уперся в высокую, глухую, неодолимую стену. В ушах раздавался назойливый скрежет механической пилы. Перед глазами вставала Магда, такой, какой он только что оставил ее: прерывистое дыхание, покрытый потом лоб, остановившиеся зрачки, она замерла с выражением ужаса в глазах, словно догадывалась о незаметном, медленном, но неумолимом приближении призрака, от которого никто на земле не мог ее защитить. «Сердце начинает сдавать. Она пропала!» — подумал Валерио. И снова повернулся. Крохотные розовые звездочки плясали у него под веками. В такой поздний час Мария Торелли могла бы выключить свой приемник! Выпрямившись рывком, он сел на край дивана. Клара ходила из кухни в столовую и обратно. Ему захотелось позвать ее. Захотелось сказать это слово: Клара! На кресле лежал открытый каталог мод. Упершись локтями в колени, Валерио ждал, когда схлынет душившая его волна. Этот мерзавец Гордзоне посмеялся над ним. Забыл сказать, что у нового сторожа целая орава ребятишек. Хороша шутка! Он не прогонял Сандро. Из добрых чувств… «Сволочь!» Внезапно им овладело желание выйти из дома и шагать под дождем. Разве можно забыть лицо Сандро! И ту боль, которую он старался скрыть! За стенкой Клара уронила какую-то кухонную утварь, отозвавшуюся тремя нотами. Тоскливый, промозглый туман пронизывал теперь его насквозь и, медленно сгущаясь, превращался в тяжкую, невыносимую тревогу. Валерио встал.
— Иди сюда! — радостно позвала его Клара. Но при виде его помрачневшего лица застыла, с беспокойством глядя на него.
— Дорогой, тебе нехорошо?
— Тяжелый день… Я едва держусь на ногах.
Он опустился на стул.
— Тебе нужно хорошенько выспаться, — сказала она. — Мы быстро поужинаем, и ты сможешь, наконец, отдохнуть.
— Не думаю, — ответил Валерио. — Мне надо вернуться домой. За мной наверняка придут…
— Магда? — с испугом спросила она.
Он кивнул головой и похлопал ее по руке. Дождь на улице забарабанил еще сильнее. Под натиском ветра трещали ветви эвкалиптов. Валерио прислушивался к нарастающей буре. Ему чудилось, будто слетелись огромные птицы и будто они с протяжными зловещими криками царапают стены дома, бьют в ставни. Он смутно помнил, что собирался спросить Клару о чем-то срочном и важном, но чтобы выговорить это, понадобилось бы сначала приподнять тяжелую свинцовую крышку, давившую ему на голову и плечи. Он отказался от этой мысли, и ужин прошел почти при полном молчании. Но под конец Валерио привлек все-таки Клару к себе на колени и крепко обнял. Она была слегка подкрашена, ее красные, блестящие губы нежно улыбались ему, приоткрывая узкую полоску зубов. Взгляд у нее был какой-то странный, и он понял, что она принадлежит ему безраздельно, вся без остатка, что в мыслях у нее в эту минуту нет ничего другого, что он живет в ней реальнее, чем будущий ребенок, и внезапно им овладел неистовый восторг. Он самозабвенно поцеловал Клару в шею и, чувствуя, как ее теплое тело вздрагивает, отдаваясь ему, укусил ее. Рука его скользнула под платье, коснулась глубокой, горячей складки между ног, затем поднялась к шелковистому животу, такому живому и трепетному. Она вскрикнула — этот едва слышный крик напоминал тихий, нежный крик птицы — и, в свою очередь, стала целовать его, ее торопливые, горячие поцелуи покрывали его лоб, щеки, губы. Совсем рядом он видел ее прекрасное лицо, отмеченное печатью нездешнего, таинственного упоения. Чудо каждый раз повторялось снова и снова. Это ласковое, очаровательное и нежное создание поистине обладало даром творить чудеса. Она растворялась в нем, отрывая его от земли и наполняя его душу нелепой, безумной гордыней; в такие минуты он верил, что никогда не умрет.