— Какой сюрприз, доктор! Чем могу быть вам полезен? — спросил Фазаро радостным тоном.
— Но вы ведь заходили ко мне сегодня утром. Наверное, что-то хотели сказать.
— Я?
Фазаро повернулся к тучному полицейскому, словно призывая его в свидетели полного своего неведения, затем со смехом воскликнул:
— Ах, да! Прошу прощения! О, не стоило беспокоиться. Это сущая малость!
«Комедия», — подумал Валерио, изловчившись сесть в кресло, откуда можно было наблюдать за обоими инспекторами сразу.
— Возможно, я преувеличиваю, когда говорю: «сущая малость»… Мне показалось, вас может заинтересовать полученное мною утром известие.
Валерио ждал, сохраняя невозмутимость и положив обе руки на подлокотник кресла, такие послушные и безупречно спокойные руки, за которыми мог наблюдать кто угодно, нет, они не дрожали, в этом легко было убедиться…
— Старик Фуоско покончил с собой этой ночью в своей камере в Кальяри.
— Вот как! — только и сказал Валерио, слегка наклонив голову.
— Он повесился на решетке окна при помощи веревки, которую сделал из разорванной одежды. Проходя мимо вашего дома, я остановился, чтобы сообщить вам конец этой печальной истории. А как чувствует себя девочка?
— Хорошо. Теперь она вне опасности. Хотя кое-что вылечить будет гораздо труднее, чем ее тело. Кто может предугадать последствия такого удара для детской души?
— Это верно, — согласился Фазаро.
В эту минуту Валерио мог бы встать. Все, казалось, было уже сказано, однако он инстинктивно чувствовал, что этой встречи ждали и что тучный полицейский с головой боксера оказался тут не случайно. К тому же он не спускал глаз с Валерио. Его волосатые кулаки лежали на широких коленях. На нем были тяжелые потертые башмаки из черной кожи. «Они ничего не знают», — подумал доктор. Однако он чувствовал, как позади него отряд солдат готовит оружие, прилаживая его на спине, отряд солдат-призраков, все как один с фиолетовой головой, увенчанной коротким голубым пламенем.
Валерио не смог спокойно усидеть на месте и заерзал в кресле. Под конец с пылающим горлом он в нетерпении оглянулся. Сзади никого не было. Тучный полицейский казался очень удивленным; он в задумчивости медленно провел пальцами по губам.
— На мой взгляд, судьба старика Фуоско ожидает и Сандро, — уверенным тоном заявил Фазаро. — Вы с этим согласны, доктор?
— Возможно, — ответил Валерио.
— По логике вещей, этот несчастный уже должен был бы покончить с собой. Но он у кого-то спрятался. Это ненадолго оттягивает его решение. И все-таки он человек конченый, можно сказать, мертвец. Если бы его не поддерживали в этот момент, не окружали вниманием, заботой, он наверняка выбрал бы единственный оставшийся ему теперь путь.
— И вы полагаете, что он кончит именно так — рано или поздно? — спросил Валерио.
— Безусловно. Весь смысл жизни для него заключался в Магде. Вы же сами знаете, как страстно он любил ее. Он пережил ее вместо того, чтобы в тот же вечер покончить с собой, и как раз потому, что у него сохранялся последний предлог остаться в живых: отомстить Гордзоне. А когда Гордзоне не стало, жизнь потеряла для него всякий смысл. Вам не кажется, доктор, что я перегибаю палку в своих рассуждениях?
Мысль Валерио заработала с невероятной быстротой, он пытался отыскать выход, найти ответ, избежать ловушки, ибо речь наверняка шла о ловушке.
— Посмотрим, — глухо отозвался он. — Факты докажут правоту или неправоту ваших рассуждений.
Жалкий ответ, но его все равно бросило в жар, он весь обливался потом, словно комнату сильно топили.
Надо было сказать, что Сандро хотел выстрелить не в Гордзоне. Он, Валерио, знал это. Он, Валерио, понимал это. Он был единственным, кто понял. Сандро стрелял в Гордзоне, но не только в Гордзоне. И если Сандро удастся перебраться в Тунис, чудо, возможно, свершится. Быть может, Сандро согласится жить. Надо попробовать добиться невозможного. Речь идет о человеке, о том, чтобы спасти человека. А те, что сидят напротив, хотят наказать его, и только. Они рассуждают, как стражи зверинца. «Молчать, молчать! Главное, молчать!» — думал Валерио, догадываясь, что подбирается к кратеру вулкана. Он приближался к нему, не имея возможности избежать неотвратимого рока. Но он не позволит поглотить себя. У него не было сомнений: чтобы одержать победу, достаточно шагать прямо навстречу опасности.