Беру телефон. Первым моим порывом — это позвонить мамочке, но что я ей скажу, а главное как? Как это сделать? Еще и ночь на дворе…она сильно испугается, папе все расскажет, и тогда Олегу просто не жить! Нет, это не вариант. Пролистываю телефонную книгу до имени одной из лучших подруг. Да, этот вариант нравится мне куда больше.
Она поднимает не сразу.
— Да?
Голос странный, как будто она не спала вовсе, а что-то тяжелое двигала.
— Ты не спишь?
— Нет, я тут…эм…позаниматься решила. Алис, а что у тебя с голосом?
Закрываю рот рукой. Рыдания снова рвутся наружу, но я не хочу этого делать. Стыдно мне. А сдержаться будто невозможно вовсе, поэтому через мгновение Оля уже громче спрашивает.
— Алиса, что случилось?! Почему ты плачешь?!
— Оль, ты можешь ко мне приехать? Только…только не говори никому, ладно? Кристине не слова — только ты.
Нет, не потому что я Крис доверяю меньше, просто Оля кажется мне более благонадежной. Вторая моя лучшая подруга отличается бурным, непокорным характером, так что если она узнает — скандал будет просто дичайший! На утро весь город будет знать, с кем я спала и чем это кончилось. Нет!
Слава богу объяснять мне ничего не надо — это радует. Оля приезжает ко мне через пятнадцать минут, в чем была — в своей шубе поверх пижамы, — открывает дверь своим ключом и буквально залетает ко мне в комнату. С кровати я не встаю, просто смотрю на нее и снова начинаю плакать.
Она понимает сама. Оля — она умная у меня…
— Он сделал это против твоей воли? — единственное, что она спрашивает, на что я отрицательно мотаю головой.
— Нет…
— Алиса, ну что ты…
— У меня…оттуда кровь идет, — совсем тихо сознаюсь и тут же опускаю глаза, — Вдруг что-то…плохое случилось? Что нужно делать?
— Когда вы…?
— Где-то часа три назад, но мне очень больно, Оль…
— Так, вставай, едем в больницу.
— Оль! Я не могу в больницу! — начинаю плакать сильнее, — Если папа узнает…
— Убьет этого ублюдка?! И правильно сделает!
— Оля, пожалуйста!
— Ладно, ладно! Стоп! Не рыдай! Что-нибудь придумаем на месте. Одевайся.
Олег
Засыпал с дерьмовым чувством, а просыпаюсь еще хуже. Жесткий грохот в дверь, за ним следует топот будто сразу ста ног, и ко мне в комнату вваливается целый отряд ОМОНА, хватает за грудки и валит на пол. Мордой в пол, как говорится. Не сразу я понимаю, в чем тут дело — сонный совсем, но достаточно быстро сращиваю.
Алиса.
— Ну что, сучонок, допрыгался?
На этот раз голос Степана Андреевича теряет всю обычно свойственную ему веселость. Он режет. От него веет опасностью, и когда я медленно поднимаю на него глаза, вижу — так и есть. Мэр в ярости. Это мне на всякий случай поясняет тот, кто стоит рядом — наверно командир отряда, который пинает твердым, кожаным берцем прямо по ребрам. Я уже и отвык к тому, как это больно, поэтому давлюсь воздухом, размякаю на секунду, и этого хватает, чтобы резко поднять меня, словно не тело, а мешок картошки, и поставить на колени.
Красота вообще.
А нет. Вот сейчас по-настоящему красиво, когда за волосы еще дергают, чтобы я в глаза смотрел папочке обиженной принцессы.
— Я тебя предупреждал, Олежа. Предупреждал! Ты что сделал с моей дочерью, ублюдок?!
— Трахнул, товарищ…
Снова получаю удар. На этот раз он куда сильнее, точно в солнечное сплетение, так что дышать я не могу от слова «вообще-никак-твою-мать». Аж в глазах темнеет. Падаю вперед, опираясь руками о пол, хриплю, и тогда сам мэр присаживается ко мне, берет за волосы лично и шипит точно в лицо.
— Спрашиваю еще раз. Что ты сделал с моей дочерью?
— Я могу повторить снова, но сколько не бей меня — ответ не поменяется.
— Так значит? Что тогда это?!
Показывает мне бланк из частной клиники, и я, конечно, не читаю всего того, что там накарябали, потому что тупо не могу, да и не до этого сейчас, но название отделения ярко бросается в глаза. Гинекология. Прекрасно. Как чувствовал, твою мать.
— Она сама хотела. У меня есть доказательства. Я никого не насиловал.
— Доказательства есть, значит?! Ты еще на камеру это снял?!
— Подтверждение. С вашей семьей лучше перебдеть.
Степан Андреевич слегка усмехается, потом смотрит на бугая у меня за спиной и коротко приказывает.
— Разбей телефон.
Приказ есть? Приказ принят к исполнению. Его находят сразу — я и не прятал совсем, — и сразу слышу грохот. Мой телефон полетел в стену, но мне то что? Я усмехаюсь сам.
— У меня копия есть в безопасном месте.
— Ох, ты посмотри, подготовился, значит?
— Я ее не насиловал, Степан Андреевич, но мне нравится жесткий секс. Алиса это знала. Я несколько раз предлагал ей уйти, но она не захотела. И я напомню, вы сама изъявили желание разыграть весь этот фарс, на меня вину свалить не выйдет.
Пламенный спич, конечно, в который я сам до конца не верю, и он не верит. Я уже понимаю, что никуда я не денусь, твою мать, по взгляду и раньше, чем он это подтвердит.
— Не хочешь по-хорошему, Олежа? Будет по-плохому.
Степан Андреевич достает телефон, быстро набирает что-то на экране, а потом поворачивает сотовый ко мне, чтобы видимо слышно было лучше. Один гудок — и трубка снята; на том конце я слышу грубый голос и короткое «да».
— Парня видишь?
— Да.
— Доставить.
— Так точно.
Буквально сразу я слышу уже другой голос, родной, который принадлежит моему младшему брату:
— Ээй! Полегче! Ты кто такой вообще?! Руки убрал! ОТПУСТИ!
Дергаюсь вперед, за что вновь получаю удар, а Степан Андреевич вырубает звонок. Он усмехается, что ещё ему делать? Не плакать ведь, правда. Он всё может — он мэр.
— Брата своего преступника навестишь в ИВС, потом его доставят в…
— НЕТ!
— Да, Олежа. Я тебя предупреждал.
— Чего вы хотите?! — выдыхаю глухо, потом яростно смотрю ему в глаза, — Чего?! Я сделаю все, что угодно, но его отпустите!
— Сколько в ИВС могут содержать?
— Это экзамен или что?!
— Сколько, Олежа?
— Сорок восемь часов.
— Столько у тебя и есть, чтобы помириться с Алисой. Не успеешь — его увезут, сухари сушить будешь.
— А что потом? — совсем тихо спрашиваю, на что мэр спокойно так жмет плечами.
Нет. Не удивляет. Меня его ответ совершенно не удивляет, потому что, если совсем откровенно, я знал, что именно так все и будет.
— А что бывает после секса, Олежа? Женитесь летом. Кольцо тоже сам купишь. Постарайся, чтобы она согласилась и простила тебя. Жаль твоего брата, говорят, перспективный мальчик.
Алиса
Оказалось, что со мной все в порядке. Конечно, врач меня пожурил за такой «активный», первый раз, но никаких повреждений, а тем более разрывов у меня не было. Такая реакция организма, бывает. Сделали укол и отпустили домой, всучив еще и заживляющую мазь.
Я Оле благодарна безумно — она просидела со мной всю ночь, а сутра приготовила завтрак. Не хотела, конечно, чтобы я шла на учёбу сегодня, но я поняла, что если останусь дома — с ума сойду. Поэтому да, сейчас я сижу на паре, а мысли все равно не об этом.
Он мне даже не позвонил. То есть вообще ни разу, как будто плевать. Я только об этом думать и могу, задаваясь вопросом, что случилось? Как так резко все перевернулось? И что теперь? Да, Алис, ну правда. Ты действительно хочешь продолжения?
Ежусь. На мне сегодня свитер под подбородок, чтобы никто и ничего не увидел. А там есть на что посмотреть — у меня шея вся синяя, просто кошмар какой-то. Никакая тоналка с этим безобразием не справилась бы, но, спасибо, хоть болеть все внутри перестало. Наверно помогла все-таки эта странная мазь…
Примерно так и проходит мой день: я судорожно смотрю на телефон, ищу Олегу оправдания, но потом бью себя по рукам. Борьба такая странная: сердце против разума.