Потом я перебираю книги. Все сборники моих любимых сказок теперь летят в огромные, мусорные пакеты, которые я вытаскиваю и оставляю рядом с помойкой. Рука не поднимается их по-настоящему выкинуть, вдруг кто-то заберет? Может кому-то они принесут больше пользы, чем мне.
В один из таких заходов, меня ловит Ярослав — новый помощник папы, его «правая» рука, а по совместительству сын прошлого. Не Олега, само собой, того мерзкого старикашки, которого я на дух не переносила.
— Алиса Степановна… — жеманно тянет, нагло рассматривая меня с головы до ног с задержкой на груди, — Что же вы таскаете такую тяжесть? Позвонили бы папе, он прислал бы вам людей на помощь.
— Спасибо, это лишнее, я справлюсь сама, Ярослав. Что вы хотите?
— Не я, Степан Андреевич.
— И что же хочет Степан Андреевич?
— Видеть вас сегодня на ужине.
— Я не приеду.
Собираюсь уйти, но он еще более нагло преграждает мне дорогу, оказавшись слишком близко. Его ледяной парфюм ударяет прямо мне в лицо, а от ощущение мокрых пальцев на талии, я буквально подскакиваю.
— Что вы себе позволяете, Ярослав?! Не смейте меня трогать!
— Ваш отец хочет вас видеть, Алиса Степановна, — с раздражением акцентирует он, — Сегодня вечером в восемь советую быть дома или вас привезут насильно.
— Но…
Но договорить мне не судьба. Этот прощелыга просто разворачивается и уходит к машине, по-смешному когда-то временно принадлежавшей Олегу.
Да какой к черту Олег?! Если мой отец теперь угрожает мне. Я так и стою у подъезда, глядя в зад уже тогда старой, но теперь еще и какой-то грязной и потасканной машине. Растеряна настолько, что, кажется, уже третья плита, которая казалась такой прочной, сходит со своей орбиты. Я ведь всегда думала, что папа меня любит, для меня это был один из нерушимых постулатов, но разве это так? При таком то раскладе?
Делать все равно нечего и искать ответы на риторические вопросы у меня просто нет сил сейчас. Я не могу об этом думать! Если начну — точно свихнусь. К семи тридцати натягиваю серый, спортивный костюм, завязываю волосы в хвост и заказываю такси — еду. Мне страшно, что если ослушаюсь, он действительно пришлет кого-то за мной, а это будет означать лишь одно: нет смысла в поисках никаких ответов, вот они — ты ничто иное, как красивая игрушка в его руках с его собственным ДНК. Да и вдруг он пришлет этого мерзкого Ярослава? О нет. Еще раз за день увидеть эту рожу? Ни за что.
Хотя…когда я захожу в гостиную, думаю, что лучше бы Ярослав, чем он. Олег сразу встает и смотрит на меня так виновато, а я сразу так злюсь. Вот и ответ, далеко ходить не надо. Отец все знает, я больше чем уверена, но ему плевать.
— Я домой.
Резко разворачиваюсь, но тут же попадаю в капкан маминых теплых рук, а отец говорит:
— Алиса, нам всем надо поговорить.
— Зачем ты позвал его?! — ору во весь голос, стараясь изо всех сил мимолетно не касаться Олега даже взглядом, — Я не хочу его видеть!
— Вот об этом мы и поговорим.
— Доченька, успокойся. Поужинаем сейчас, я приготовила твою любимую утку…
— Какая нахрен утка?!
— Алиса, не смей выражаться!
— Я с ним в одном доме не останусь!
— Он твой муж! — отец орет так, что, наверно, стекло сейчас лопнет.
Как оно, конечно, без понятия, но перепонки мои напрягаются капительной. я даже жмурюсь — ненавижу, когда на меня орут, — но ему плевать. Он знает — я пугаюсь, — а продолжает. Боже, почему я была такой слепой?…
— …Пойдешь и сядешь за стол!
Хочется послать его по веселым стопам знаменитого эротического маршрута, но я не могу такое произнести в слух. Ему. Что-то меня останавливает. Может быть это остатки уважения или мое воспитание? Но чтобы это ни было — я разворачиваюсь и иду в столовую. Сидеть, правда, рядом с Олегом отказываюсь. Мы обычно всегда занимали место напротив, а теперь я забилась в дальний угол и смотрю в окно — меня мало интересует все, что они тут сейчас будут обсуждать.
А они пока молчат. В этой комнате единственный звук — это стук приборов о тарелки, а единственное светлое — это красивый, красный закат, который, правда, никакого отношения к отцу не имеет. Пронесло. Он ведь не Бог, не может управлять погодой и создавать такую красоту, как и не может вершить судьбы.
— Алиса, ты совсем ничего не ешь… — начинает тихо мама, которая сидит ближе ко мне, но я вдруг ее перебиваю и смотрю на отца.
— Не знаю, что я здесь делаю, но я хочу развода.
— Ты здесь, потому что Олег иначе не может поговорить с тобой.
— Не хочу ничего слышать.
— Алиса… — снова мама пытается влезть со своей мягкостью, но я снова ее перебиваю.
— Я хочу развода. Завтра же.
— Исключено.
Мы с отцом сидим напротив по иронии судьбы, а теперь еще смотрим друг на друга, как двое быков. Иногда со мной такое бывает, признаю. Я вообще неконфликтная, стараюсь на маму больше походить, только не в этом случае. Не сейчас!
— Я сказала…
— А я сказал, что это исключено!
— Я все знаю.
Отец отгибается на спинку стула и пару раз кивает, потирая края салфетки. Думает? О чем? Чтобы мне такого сказать, чтобы успокоить?
— Можешь не пытаться. Я знаю, что ты делаешь — не выйдет.
— И что же я по-твоему делаю?
— Думаешь, чтобы мне такого сказать, чтобы заставить отступить или поверить. Ты же политик. Ты это умеешь.
— Мне жаль, что ты узнала правду.
— Нет, не жаль, — тихо отрицаю и вдруг осознаю — ему ведь действительно не жаль, просто… — Тебе это просто невыгодно, я права?
— Алиса, не неси чуши. Думаешь, что я желаю тебе зла? Я люблю тебя. Ты — моя единственная дочь. Наследница.
— Когда ты кого-то любишь, так не поступаешь.
— А как я поступил, Алиса?
— От того, что ты будешь произносить мое имя чаще, я тебе не поверю.
— Так как я поступил? Ты его хотела — ты его получила.
— Я хотела, чтобы меня любили, — говорю совсем тихо — это сложное признание, которое и сказать то неожиданно сложно, но отец лишь холодно усмехается.
— Прости, но любовь даже я не смогу для тебя купить.
Удар ниже пояса. Он не отрицает, не за чем, он бьет меня по больному и безжалостно, так что я почти задыхаюсь. И от злости вдруг выпаливаю…
— А что ты тогда можешь, а?!
— Все остальное.
— Я хочу, чтобы эта шлюха сдохла. Это можешь?!
Олег резко подается вперед — еще один шрам. Он готов меня на месте разорвать за свою потаскуху, и я, клянусь, запомню этот миг навсегда, пусть и зафиксировала его исключительно боковым зрением. Зато как отец останавливает его взмахом руки — полным. Странно. Он слушается, но и отец нервничает. Они созависимы? Надо проверить.
— Так как? Сделаешь?
— Не думаю, что ты действительно этого хочешь, доченька. Ты же не такая…
Бла-бла-бла. Ты не такая, ждешь трамвая. Да. Они как-то повязаны…интересно…
— Я хочу развода.
— Брак — это не игрушка, Алиса. Сегодня захотела, завтра расхотела.
— Это ненастоящий брак, так что…
— Штамп в паспорте стоит? Значит настоящий. Семья — это святое и…
— Ты чертов лицемер…
— Что ты сказала?!
— Я знаю, что ты делаешь в своем кабинете! — не выдерживаю и ору, резко подняв глаза и роняя слезы, — Я все знаю, ты понял?! Как ты смеешь говорить мне про любовь?! Про семью?! Ты…
— Закрой свой рот, глупая девчонка!
Отец перебивает грубо, уперев в меня указательный палец, а я тут же упираю взгляд в скатерть, потому что боюсь смотреть на него сейчас, словно если продолжу, он меня в камень превратит. Да и рядом мама…не знаю, в курсе она или нет, а если нет? Я не хочу делать ей больно…
Больше он не орет, конечно, но переходит на другой уровень злости — говорит тихо, угрожающе и так, что будто все тело разом сковывает.