Издаю еще один стон, выгибаюсь, и тело тут же пронзает острое, сжатое удовольствие. Оно огромно. Раскрывается новыми красками, как волнами, и его так много, что я непроизвольно двигаюсь от Олега. Не могу этого выдержать. Хочу оттолкнуть его, но он крепко держит мои бедра, продолжает. Будто пока не заберет каждую секунду моего оргазма, не отпустит.
Господи.
— Пожалуйста…пожалуйста хватит, я больше не могу, — сбито шепчу, слышу его смешок.
Олег медленно разгибается, а я смотрю на него пьяными не от вина глазами. Он меня не трогает сейчас, но по-прежнему не отпускает. Дает время придти в себя, пока медленно раздевается, все также глядя в глаза, а я не выдерживаю. Скольжу по его телу — моему любимом телу. Касаюсь его пресса кончиками пальцев. Потом сажусь. Я хочу его поцеловать и целую. Мягко, нежно. Плавно добираюсь до сердца. Оно так бьется…ну почему не любит меня? Я упираюсь в его внутренний барабан лбом, не хочу плакать, а чувствую слезы. Олег убирает мои волосы бережно, кладет горячую ладонь мне на щеку, поднимает взгляд на себя. Долго смотрит мне в глаза, и я себя в этот момент ненавижу — все может закончится прямо здесь и сейчас, если он сочтет, что это для меня слишком. Не хочу!
Я ставлю руки на кровать, чтобы повернуться к нему спиной, но Олег вдруг мотает головой.
— Нет.
Мне хочется прошептать: пожалуйста, умоляю, не уходи. Не останавливайся…
Но я не могу открыть рта. Мне страшно услышать его ответ, который я, боюсь, просто не выдержу. Он вдруг дает мне его сам. Даже больше — спасение.
— Сегодня я хочу видеть твои глаза.
Олег укладывает меня на кровать, накрывая своим телом, упирает предплечья по обе стороны от моей головы. Смотрит будто мне в душу, когда плавно наполняет собой до конца.
Я правда не знаю, чем буду платить за эту ночь, но я готова на все, чтобы она длилась вечно. Где-то просыпаются люди, встают на работу, а я впервые за два года занимаюсь со своим мужем любовью, которой у нас никогда не было и не будет…
А на утро все окончательно рушится, когда я просыпаюсь, а он сидит на краю кровати. Мне страшно, что сейчас он повернется и скажет: извини, я перебрал. Не думай об этом. Но Олег говорит другое:
— Твой отец звонил. Требует, чтобы мы немедленно приехали к нему.
* * *
Я очень волнуюсь, кручу пальцы всю дорогу. Олег, я думаю, тоже. Он не показывает, но по отдельным движением понимаю — успела ведь его изучить. Когда мы останавливаемся у родительского дома, он выдыхает, потом смотрит на меня и слабо улыбается.
— Не бойся, Алиса. Я все решу, обещаю.
Мне по-прежнему страшно, но я становлюсь спокойней. Раз он сказал, значит так и будет. Пусть и понимаю, что Олег скорее меня успокаивает, чем действительно так думает. Ладно, что ж. Деваться все равно некуда.
Мы выходим из машины и идем к дому. Олег передо мной, как огромная стена, готовая принять весь удар на себя — так всегда и было. Я всегда себя рядом с ним чувствовала в полной безопасности даже в, казалось бы, такой безвыходной ситуации. Она именно так и предстает предо мной, когда мы заходим в столовую, а там сидит отец, мать и два огромных бугая.
— Я тебя предупреждал, сученок.
Не понимаю — Олег да. Он только ухмыляется, а потом…ох боже, я не хочу этого помнить, забыть, жаль, не могу. Внезапно взявшийся будто из воздуха третий громила толкает Олега в спину. Он валится на пол. Я делаю шаг, чтобы ему помочь, но этот же ублюдок обхватывает вокруг талии и теснит в сторону. Не дает и шага сделать, ублюдок!
— Алиса…
— Отпусти ее, ты чертов гандон!
Олег вскакивает на ноги и бросается ко мне, но его уже окружили остатки «отцовской армии». Он снова на полу, его бьют ногами, а я как не пытаюсь вырваться, все зря. Ору, царапаюсь, кусаюсь.
— Я тебя предупреждал! Контролируй свою семью! — гремит отец, нависая над мужем сверху, — Какого хера я получаю это?!
В Олега летит какой-то файл А4, но он плюет на него кровью и издает тихий смешок.
— Видимо не всех можно заткнуть бабками? Или это жадность? Ты мне скажи.
— Ты должен был заткнуть только свою жену! Алиса! Иди сюда!
Меня к нему подводят, а скорее даже тащат. Я, если честно, опять ловлю некий ступор — слишком много потрясений за такое короткое время. Я ведь впервые здесь и сейчас понимаю, кто мой отец на самом деле. А как говорится? Понятое всегда лучше закрепить. Окончательно мне помогает собственно он — смотрит долго в глаза, а потом дает звонкую, хлесткую пощечину.
Как апогей всего того, что со мной произошло.
Я хватаюсь за внезапно вспыхнувшую щеку, округляю глаза — нет, не верю. Он действительно это сделал?! Еще как. И он не закончил. Отец открывает рот, но тут Олег ревет раненным зверем:
— Ты сранный ублюдок!
Вскакивает, налетает на отца и сбивает того с ног. Дальше все, как в замедленной съемке…Он бьет его отчаянно и сильно, ударами лишенными любой жалости, продолжает орать.
— Не. Смей. Ее. Трогать. Ты. Сука!
Его оттаскивают от отца с большим трудом. Снова бьют также безжалостно, но он продолжает вырываться и орать:
— Я убью тебя!
А я стою по середине всего этого безумия и не могу пошевелиться.
БА-БАХ!
Вот, что выводит из ступора. Я вздрагиваю, закрываю уши от резкого, громкого хлопка, а когда оборачиваюсь — вижу маму с пистолетом. Она направляет его точно на отца, тяжело дышит.
И застывают все.
Отец у стола с кровавой салфеткой в руках. Три ублюдка, обступившие Олега. Олег на полу, которому уже успели заломить руку и разбить нос. Собственно я — колотящуюся от какой-то больной паники.
— Света… — первым в себя приходит отец, делает на нее шажок и выставляет руку, как будто хочет успокоить.
Но мама переводит оружие на «армию» и цедит сквозь зубы. Примечательно, абсолютно хладнокровно.
— Пошли вон из моего дома.
Ублюдки переглядываются, смотрят на отца, но не уходят — тогда мама дергает рукой с пистолетом и орет:
— Оглохли?! Я выстрелю, клянусь! Мой отец был генералом, черт возьми, и у меня превосходная меткость! Вон! Вон из моего дома!
"Мэр" слегка кивает. Так мы остаемся в тесном, семейном кругу. Отец снова делает попытку приблизиться и заговорить, но мама раньше него наводит курок и слегка мотает головой.
— Алиса. Прекрати рыдать, бери мужа и отвези его домой.
— Но…
— Алиса! Немедленно!
Киваю пару раз и заставляю себя сделать шаг. Потом уже проще — я быстро срываюсь на бег, помогаю Олегу подняться и вывожу его из дома. На маму бросаю один, последний взгляд, но она лишь слегка улыбается мне — мол, иди. И я иду. Не знаю, чем все кончится между ними, но, думаю, это больше их дело, чем наше.
— Тебе очень больно? — задаю самый глупый вопрос уже дома, когда обрабатываю Олегу лицо.
Стараюсь не рыдать. У него рассечена бровь и разбита губа. Под глазом синяк. Я помню, что он не раз приходил в таком состоянии, и теперь мне страшно спросить: сколько причинами его травм был мой отец? Не один явно. Олег слишком хорошо знал, что будет, когда увидел этих ублюдков…
— Все нормально, — тихо отвечает, я хмурюсь.
— Может надо в больницу?