Рванув от увиденного ужаса, я слишком быстро вернулась, и меня затрясло сильной крупной дрожью.
«Блять! Ну, только не это!» – мгновенно вспомнив, с кем и при каких обстоятельствах нахожусь, и стараясь проснуться побыстрее, я приготовилась к логически последующей за этим катастрофе.
Его руки автоматически сжали меня. Крепче… Еще крепче.
Пока не проснулся! – поняла я, но реальность всё никак не хотела пускать меня обратно, и тряска продолжалась. Я почувствовала, как меня сильно встряхнули за плечи, и, наконец, ворвалась обратно, распахивая глаза и вскрикивая от слишком резкого вторжения.
В комнате горел ночник, и я, тяжело дыша, рассматривала подозрительные и встревоженные глаза Ильи.
– Это что… твою мать… было?! – тихо, но напряженно потребовал он.
«Как же, блять, не вовремя…» – расстроилась я, стараясь побыстрей унять уже мелкий тремор во всем теле.
Сейчас он был полностью прозрачен для меня, и я могла видеть, чувствовать всё, что с бешеной скоростью несется у него в голове. А скорость мысли была приличная... И, поймав самые опасные мотивчики, я застонала, закатывая глаза.
– Только вот не надо сейчас загоняться, что это результат наших с тобой скромненьких игр!
Его глаза стали более внимательные и глубокие, а мысли замедлились.
– Что с тобой было?
– Давай считать, что кошмар приснился, – вздохнула я, – Они изредка меня накрывают.
– Это не кошмар… – Илья неуверенно лег обратно на спину, обнимая меня крепче, – Что значит, «Давай считать»? – немного помолчав, он уже твердо и уверенно потребовал: – Так, быстренько мне всё по порядку. Как врачу.
– Извини, но это не область психиатрии, – приподнявшись, я щелкнула ночником, надеясь, что темнота опять заставит его уснуть. – Это так… последствия неверно принятых решений.
– Расскажи… как другу… – неуверенно попросил он.
– А разве мы друзья? – задумалась я и тут же начала выдавать ему только что полученную о нём информацию.
В такие моменты я просто была не в состоянии контролировать себя.
– У тебя нет друзей. Ты никогда не строишь иллюзий на этот счет. Не любишь несовершенств, – усмехнулась я, уловив в нём свою фишку, – А совершенная дружба в твоём случае практически невозможна. Потому что друг… он принимает тебя такого, какой ты есть… А этого никто не может знать – какой ты… Ни тебе, ни мне невозможно вскрыться, потому что элементарно некому! Эксклюзивное сочетание глубины, уровней и особенностей восприятия и мышления создает когнитивный барьер… При всем желании другого человека нельзя перевести через него и показать – «кто есть я». Можно давать только черно-белые проекции… А нам, перфекционистам, этого слишком мало для дружбы. – вскрываясь и всё еще мало контролируя свой язык, я добавила еще один свой мотив, который также уловила и в нём, – Экзистенциальное одиночество…
Он молча лежал и слушал меня, и когда я уже закончила, продолжал молчать. Потом сжал меня и неуверенно начал: – Да… Но вот появляешься ТЫ! Какое-то странное и с каждым мгновением всё менее постижимое существо! Заглядываешь в меня, как к себе домой, хозяйничаешь… видишь… – он опять задумался и замолчал. – И мне… нормально! Как будто так и нужно… Мне кажется, это повод попробовать дружить… Расскажи мне, что тебе приснилось. Я чувствовал ужас от тебя. Ты… смещаешь меня.
Взвесив все «за» и «против» и подчиняясь его потребности разделить свое одиночество со мной, тоже заглянуть за мой барьер… Ну, и еще я чувствовала, что он посвящен в некоторые детали моих состояний – «видишь», «смещаешь» – он в теме… Совершенно какими-то другими способами, но…
– Хорошо… – согласилась я, и пока еще эмоционально не стерла полученное, я решила дать ему немного своей сумасшедшей реальности, – Это находится в европейской части страны. Старый заброшенный военный городок. Я услышала ГРУ, не уверена, что знаю – эту информацию я найду потом, – но точно, военные... Лет шестьдесят назад. Может, и больше. Там несколько разрушенных зданий. Одно разрушено вплоть до подвала, а там, как могилы, стоят казематы – бетонные маленькие ящики. В ширину полметра, метр двадцать в длину и метр в высоту. Это камеры. Там держали заключенных. Там не получалось двигаться, и нельзя было занять удобную позу. Умирали там очень быстро, но мучительно. Недели длились как года… В стене на каждом ящике желтое мутное окошечко размером с ладонь, в которое видны стоящие в ряд такие же бетонные могилы с живыми людьми. Я не уловила частности, но заглянула в один – отчаяние и требование смерти… На молитвы сил не оставалось…
– Пиздец… – перебил он меня. – Это что?! Сон?!
–Нет… путешествие. Мне показывают…
Я рассказала только общее впечатление, на самом деле я увидела гораздо больше, но не хотела шокировать его еще сильнее. Всё самое жуткое я оставила себе.
– Ааань! – его голос надорвался.
Всё-таки шокирован… – констатировала я про себя.
– Ты же просто… девочка… – его голос звучал растерянно.
– Всё! – перебила я, – Я никогда не была «просто девочкой». Ты просил, я дала. А теперь пообещай, что через час забудешь вместе со мной. И мы больше никогда не будем это вспоминать, если я не захочу. Иначе, «друг мой», это первый и последний раз, когда ты видишь меня такой!
– Как часто? – спросил он тихо.
– Несколько раз в год…
– Как давно?
– С двенадцати…
– И всегда на эту тему?
– Нет. Всегда разное, но всегда тёмное. Бывает немного полегче, бывает и потяжелее.
– Как ты справляешься с этим?
– Да нормально… Вот как сейчас. – я тихо засмеялась и, надеясь, что он воспримет как шутку, добавила, – Со мной и страшнее вещи случаются. Но уже всё… Давай спать, и, как настоящий друг, сделай после вид, что этого всего между нами не случилось…
– Она еще и спать после этого хочет… – пробормотал он скептически, – точно, сумасшедшая…
Я сонно захихикала, уткнулась ему в шею холодным носом, и он натянул на меня одеяло. Теперь он обнимал меня по-настоящему, тепло... И я перестала чувствовать его отстраненность и напряжение. Мы не были в этот момент мужчиной и женщиной. Просто близость… «Абсолютно новое состояние», – отключаясь, оценила я про себя.
***
Перевернувшись и не почувствовав его рядом, я открыла глаза и увидела полоску света под дверью.
Всё-таки сбежал!
В квартире было тепло, и я вышла на свет так, как спала – полностью обнаженной.
Илья замер со стопкой бумаг в руках, разглядывая меня. Это было приятно, и я не прерывала его занятие, лишь перекинула волосы через плечо и, сонно перебирая пальцами, заплела их в растрепанную неплотную косу.
Пока он разглядывал меня, я изучала его гостиную. Говорят, жилище человека отражает его внутренний мир. Внутренний мир моего саба мне понравился. Свободно, стильно, гармонично, уютно… Но! Только одно кресло, ни дивана, ни других мест, где мог бы расположиться гипотетический гость. Это закрытая территория… И это мне понравилось тоже, это было эротично… Моё присутствие здесь – это акт ментального насилия, и мне захотелось, чтобы он получил от этого удовольствие.
– У тебя не бывает гостей, – констатировала я, и, проанализировав еще пару моментов, добавила, – Только женщины, только в спальне, только секс, и сразу - «на выход».
– Я делюсь с ними ванной! – шутя, возмутился он, – Но ТЫ можешь оставаться, сколько захочешь… – его взгляд откровенно блуждал по моему обнаженному телу, – «Друг»…
Я заулыбалась.
– Если я вернусь, мы обсудим этот предел подробнее. Не хочу ничего менять в твоей жизни.
Покачав головой, Илья иронично и грустно усмехнулся, но промолчал.
– Мне нужно срочно уехать сейчас, – перевел он тему, – Отвезу Вике верстку, – он взмахнул кипой бумаг, – и сразу вернусь.
На часах было одиннадцать вечера. Я чувствовала себя выспавшейся, и желание увидеть Вику… Ну, и еще - до утра мы вряд ли увидимся втроем, а мне бы хотелось достойно оформить возврат её «подарка».
– Стой, – приняла я окончательное решение, – Я тоже еду.