Волобуев без всяких вступлений коротко спросил:
– Аксёнова?
Юлька кивнула. Он вынул из папки какую-то бумаженцию и передал ей через цепочку рук.
– Ознакомься.
Даже сесть не предложил! Юлька взяла бумагу, исподлобья взглянула на собравшихся товарищей, те наблюдали за ней тоже очень внимательно. Пробежалась глазами, нахмурилась. Снова перечитала, тихо бормоча под нос. Потом вперилась немигающим взглядом в Волобуева.
– Это что такое? – возмутилась. В груди так клокотало от возмущения, что от неловкости и следа не осталось.
– Я жду, что ты нам это пояснишь.
– А почему я должна объяснять чужие фантазии? Пусть объясняет тот, кто это сочинил.
Кто-то из присутствующих хмыкнул и что-то тихо произнёс. Слов она не разобрала, но тон различила – язвительный.
Юлька метнула в него злой взгляд: так это тот самый мужчина с кафедры Анвареса. Вот же сволочь! Ещё коллега называется. Вместо того, чтобы поддержать своего товарища, сидит и ухмыляется.
И такое зло её взяло! Скрестив руки на груди, Юлька снова уставилась на декана и выпалила:
– А знаете, что? Вот эта ваша бумажка – это клевета, порочащая меня и моё достоинство. И Александра Дмитриевича тоже. Потому что ничего из того, что тут написано, на самом деле не было. А клевета – это уголовное дело, даже я это знаю. Так что я сейчас пойду и тоже напишу заявление, но уже в прокуратуру. И не анонимно. Заявлю, что про меня кое-кто распространяет грязные сплетни, ложно обвиняет, позорит мою честь. По всему институту, между прочим, уже слухи ползут. Я почему должна такое терпеть? Нет! Пусть следователи разбираются. Я настаиваю!
– То есть, ты утверждаешь, что между тобой и Анваресом никаких отношений не было и нет? Он тебе не предлагал ничего такого и ты не соглашалась?
– Интимных отношений у нас с ним никогда не было и нет! – не моргнув глазом, твёрдо соврала она. – Он мне действительно помог с учёбой, но не так, как насочиняли в этой анонимке. Он занимался со мной по своему предмету дополнительно, объяснял…
– Занимался… – снова хмыкнул «коллега». – Знаем мы, что это за занятия. И каким образом он оценки вам выставлял, тоже знаем.
– Ну зачем вы так, Анатолий Борисович? – вмешалась пожилая дама. – Почему мы всегда так торопимся заподозрить человек в самом худшем?
– А вы сами-то в это верите, Эльвира Марковна? Девушка прогуливала занятия напропалую, все до единого её не аттестовали. Кроме Анвареса. Он поставил «отлично». «Отлично»! Вы вспомните, как перед каждой сессией к нам на кафедру таскаются студенты. Зачёт у него не могут получить. Он же у нас такой строгий и принципиальный, даже «удовлетворительно» просто так не поставит, а тут двоечнице и прогульщице поставил «отлично». Ну здраво-то посудите! Подлог чистой воды!
– Неправда! – возмутилась Юлька, но её уже не слушали.
Остальные присутствующие тоже загудели. Мнения разделились. Лишь декан молчал. Молчал и, прищурившись, сверлил Юльку взглядом. Будто изучал её или что-то пытался понять.
Гул нарастал, коллеги между собой начали жарко спорить. Затем Волобуев потребовал тишины.
– Выйди пока, – велел он ей. – Но не уходи. Мы кое-что здесь обсудим. Потом позовём.
Юлька гордо прошествовала к двери, ещё раз метнув напоследок убийственный взгляд в Анатолия Борисовича, которого она окрестила про себя «сволочь».
Ждать пришлось минут двадцать, а по ощущениям – не меньше часа. Обстановку нагнетала и секретарша, которая разглядывала Юльку исподтишка, но с явной неприязнью.
Впрочем, Юльке до косых взглядов секретарши дела и не было. Это она там, в кабинете декана разозлилась и выступила, а тут, когда запал поугас, стала нервничать.
В голове роились мысли: что будет с Анваресом? Неужто его уволят из-за этой анонимки? Если так – то она ведь и впрямь дойдёт до прокуратуры, ну или куда там надо идти с таким вопросом. Но на тормозах уж точно не спустит. Ясно же, что это писали наобум – про то, что у них было «всё», не знал никто, кроме Рубцовой. Значит, где-то кто-то нечаянно подглядел, увидел их вдвоём, а дальше насочинял. Потому и жалоба анонимная. Решили, видимо, так: выгорит – хорошо, не выгорит – не убудет.
За себя Юлька не волновалась, но терзало: как же Анварес. Он же такой щепетильный! Это ей чужая молва – как с гуся вода, а он так дорожит репутацией, честью и прочими анахронизмами. И где, вообще, он?
У секретарши пиликнул внутренний.
– Да, хорошо, – прошелестела она в трубку, затем посмотрела на Юльку строго. – Пройдите.
Юлька собралась, наказав себе держаться твёрдо, уверенно и холодно. Последнее – особенно трудно давалось. От таких, как «сволочь», она всегда заводилась с пол-оборота.