— А откуда вы знаете Рен и Пита? — спросила я, в равной степени наслаждаясь вином и погодой. Напоенный морскими ароматами бриз приятно освежал горячие щеки.
— А вы разве не знаете? — удивился он. — Я думал, Рен рассказала…
Охо-хо. Он думал, с предысторией меня уже познакомили.
— Ну… — Я спешно придумывала, как же прикрыть Рен. — У нас в офисе всегда столько дел…
Рассел усмехнулся.
— Да, история забавная. Ладно, расскажу. Мы с Питером вместе учились в школе. Однажды, уже после выпускного, мы с ним приехали сюда, на побережье, и встретили одну девушку…
Он был здесь, когда Питер познакомился с Ренатой? Но ведь и я тоже была здесь…
— Питу не достало смелости подойти к ней, так что мы ушли ни с чем.
Да нет же, он подошел к ней. Я сама видела.
— Мы приезжали сюда чуть ли не каждый день. Иногда видели ее, иногда — нет.
Так, значит, они наблюдали за нами. Я ведь была с Рен.
— В конце концов я сказал ему, что если он не подойдет к ней и не заговорит, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
— И он подошел, — вставила я. — На нем были синие плавки. А еще он так обгорел, что кожа на груди облезла.
Рассел вскинул бровь. Сомневаюсь, что он помнил эти детали, но смысл ухватил.
— Вы были там?
Я рассмеялась.
— А вы что же, не заметили ее горячую подружку? — Эй, полегче.
— К сожалению, нет. Думал только о том, как заставить старину Пита подойти к девушке его мечты. А себе я в то время никого не искал.
Я помнила тот день так ясно, как будто это было вчера. Мы с Рен несколько раз замечали бродившего поблизости и никак не решавшегося подойти парня. Мы даже называли его между собой Гулякой. Никакого приятеля с ним не было. По крайней мере я не обратила на него внимания.
— И еще он попросил меня разучить с ним Сирано. — Рассел пожал плечами.
— Что? Вы ему подсказывали? — Я едва не поперхнулась вином, что было уж совсем некстати — такое вино грех тратить не по назначению. — Вы подсказали ему весь монолог Сирано де Бержерака?
— Не могу сказать, что сидел в кустах, пока он декламировал стихи у нее под окном, но несколько строчек я действительно ему подсказал. — Он вдруг покраснел. — Только не говорите, что помните…
— Конечно, помню! — Я даже топнула ногой. — Мы, женщины, помним такие вещи! Я еще не видела такого красивого подката! Даже не верится, что это вы сами все сочинили. «Простите, видел Вас я каждый день, но подойти отваги не хватало. И все ж я знал, что ежели уйду, то не прощу себе». Чудесное вступление! Искреннее и откровенное. Отличная работа.
— Мне нравится, когда все просто и напрямую. — Он немного нервно провел рукой по коротко постриженным волосам, но они почти сразу вернулись в прежнее положение. — Удивительно, что еще помните. Столько времени утекло…
— А мне не верится, что вы были там.
— И мне тоже.
— Но разве вы не остались с ним? Разве не смотрели, что у него получится? Вы же наверняка видели нас вместе, правильно? — Я наседала, желая услышать новые и новые детали.
— Я… я был там не один. С девушкой. Мы поженились.
О… Ладно.
— И наше дьявольское отродье, может быть, рубит сейчас головы своим куклам, — пошутил Рассел, глядя вверх, как будто мог видеть сквозь потолок веранды. — Эмма, похоже, унаследовала материнское обаяние. — Он рассмеялся, но тут же оборвал себя. — Извините. Не по-джентльменски обливать женщину грязью.
— Вы никого грязью не обливаете. А если что-то такое и сорвется, то всегда можно свалить на вино. — Я ткнула его локтем в бок.
— Да, тем более что я сделал целых два глотка. — Рассел рассмеялся.
Я сжала бокал обеими руками и отважилась задать опасный вопрос.
— Вы разводитесь?
— Все закончится через неделю. Эмма ей не нужна. Она даже на посещениях не настаивает. — Он покачал головой. — Сам такую нашел.
Что же это за мать, которая отказывается от дочери и не желает даже видеться с ней?
— Эмма не вписывается в ее стиль жизни. — Рассел оттолкнулся ногой от земли, и мы качнулись. Я почему-то представила мать Эммы как одну из тех «львиц», которых видела на Гавайях — коричневую от загара, обвешенную украшениями, на каблуках. Для таких, разумеется, главное — себя показать, а не за ребенком присматривать.
— Извините, — прошептала я. — У меня такое в голове не укладывается.
— У меня тоже, — усмехнулся он. — Поэтому, наверно, и ставить точку легче. Вот только Эмму жаль. У нее сложился несколько приукрашенный образ матери. Надеюсь, мне никогда не придется говорить ей правду.