— Ну вот, я же говорил, что не надо нервничать. Полежи, отдохни, когда черви придут в гости, спросишь у них дорогу к дракону.
Наконец-то девушка увидела обладателя голоса, худощавого мужчину с длинными русыми волосами, стянутыми в хвост, с вроде и приятным, но в тоже время и невыразительным лицом. Он как раз присел над лежащим и вытирал свой серьёзный по виду ножик о полы котты того.
— Он мёртв? — выдавила она первый пришедший на ум вопрос.
Мужчина поднял голову и улыбнулся. Приятно так, без всяких двусмысленностей, будто реагируя на хорошую шутку. Будто не творится во дворце непонятно что, а совсем рядом не лежат… убитые. Этак безмятежно. Но Руфию, тем не менее, немного отпустило напряжение — человек, так улыбающийся, менее страшен. Хотя, и предыдущий «собеседник» мог легко продемонстрировать свои тридцать два.
— К сожалению, да, — изобразил грусть. — А вы беспокоитесь о его бессмертной душе? — увидел, как принцесса хмуро поджала губы. — Понятно, не повезло ему. Но если вы, милое дитя, спрашиваете с иным умыслом, то есть, сожалеете о погибшем, то примите мои глубочайшие извинения, — он умудрился сделать шутовской поклон сидя, — вернуть его к жизни не в моих силах. Я в основном по другим вопросам, — встал и ностальгически протянул, поводя вокруг рукой. — Эх, когда-то я видел эти чудные растения воочию. Славное было время. Вот только насекомые и гады ползучие мешали назвать то время и место раем…
Руфии вдруг показалось, что она спит. Но если предыдущий сон был кошмаром, то этот… этот непонятный. Где-то далеко убивают людей, льётся обильно кровь достойных людей, а здесь… здесь тропический сад с орхидеями, кактусами, пальмами и бамбуком… Почувствовала нехватку в окружающем какой-то детали… Точно, незнакомец замолчал, а она поймала на себе его понятливый, этакий с усмешечкой взгляд, и окончательно успокоилась. Раз уж так долго чесал языком ради неё, то вряд ли для того, чтобы надругаться или — что она совсем не могла представить — убить.
Принцесса обхватила себя руками, будто замёрзла — на самом деле её уже почти отпустило, и только еле-еле знобило, просто нужно было куда-то деть руки. Никуда не хотелось идти, ни думать о том, что делать дальше, а мысли о родных будто блокировались сознанием и тут же накатывающим ужасом. Ей вдруг нестерпимо захотелось в свои покои, на диван, под плед, в компанию таких понятных, открытых — и открывающихся на любой странице книг.
— Вы — путешественник? — задала она не совсем интересующий её вопрос.
— Можно и так сказать, прекрасная маленькая леди, — сказал, не глядя, бесцеремонно выворачивая карманы убитого, поднял голову, будто почувствовав взгляд девушки и подмигнул.
Пусть и сказанное мимоходом обращение, тем не менее, понравилось Руфи. Потоптавшись, она села на ступеньку, уже не заботясь о чистоте своего чудесного платья. А смысл?
— А у нас что делаете?
— В Агробаре или во дворце? — уточнил, потянув котомку солдата и присвистнув от удивления при виде вывалившихся наружу блестящих побрякушек. — Да наш знакомец будто сорока — тащит всё, что блестит.
— И в Агробаре, и во дворце.
— Вот, — поднялся, оглядывая окрестности, — мы пришли к вопросу, который, собственно, и привёл меня — пока — в этот чудесный сад…
— Почему пока? — встревожилась Руфия.
— Потому что война — это такая штука, которая не только людей превращает в перегной. Точнее, — задумался на удар сердца, — не так. Сама жизнь заботится о чётком исполнении этой комбинации, но война свершает это не в пример быстрее. Так вот, отвечаю на ваш вопрос. В Агробаре я случайно, и, честно вам скажу: чем дальше, тем меньше мне кажется этот случай приятным. — Он всё время двигался, что-то выискивая, что-то поднимая, но Руфия обратила внимание, что к побрякушкам из котомки он отнёсся равнодушно. Периодически поворачивался к ней, словно напоминая, что всё слышит, и только обстоятельства мешают сосредоточиться на разговоре.
— Война — это палка в твоей руке, бьющая тебя по голове, — Руфия не смогла удержаться, чтобы не процитировать кого-нибудь из «великих» (вообще-то, это было хорошим признаком). — Это Лудмайер, — объяснила она остановившемуся и посмотревшему в её сторону мужчине. А это Абигойя: «Война — это сестра-близнец смерти. Когда они рождаются, первой жертвой выяснения первенства становится мать — Вериния».
— Да вы не только необычайно хороши, вы ещё и начитаны, юная аристократка, — искренне восхитился мужчина.