Если честно, то Ройчи не собирался пересекаться с магами в Агробаре — их тут долгое время искореняли и вытесняли различные ордена Единого, даровитых принимали в свои ряды и частично перенастраивали (и такое возможно). А тут, посреди королевского дворца…
Полыхнуло знатно, вслед за криком из дверей выскочил живой факел, в которого превратился человек. Ройчи поморщился — амулет на груди, дублируя происходящее, тоже накалился — из чего он сделан, наёмник так и не разобрался, но на действия огненной магии всегда реагировал с энтузиазмом.
Ещё какое-то время он наблюдал за происходящим, пока ситуация не застыла в некоторой незавершённости: участники мародёрствующей команды кроме старика выбыли из строя, а сам же маг, вместо того, чтобы до конца разобраться (ну или хотя бы проверить качество своих действий и удостовериться в гибели противников), с каким-то заунывным плачем склонился над молодым воином и словно бы погрузился в транс. Защищающаяся сторона тоже молчала, говорить наверняка, что они погибли из-за высокой температуры и огня, Ройчи не стал бы. Тем не менее, решив, что особенно таиться сейчас не надо, а стоит пойти (именно вот так — Пойти) и удостовериться в некоторых интересующих и любопытных ему вопросах, а также удовлетворить внезапно возникшие слабые подозрения.
Оглянувшись на двери покоев, за которыми осталась Руфия, он подумал, что в случае неудачно развивающихся событий он успеет прийти к ней на помощь — не очень-то большие тут расстояния. Задерживаться надолго он тоже не планировал — так, глянуть одним глазком на сгоревших заживо людей, так сказать, запеченных в собственном соку — как выразился бы Худук (ну такой вот он, гоблинский юмор). Заодно мимолётно пообщаться с магом — огневиком — оставлять этого неуравновешенного типа поблизости в том виде, в котором он сейчас, глупо и опасно. Расстроенный маг — это дремлющий в коротком сне дракон, который может поглотить неопределённо большое пространство вокруг себя, а, учитывая, что хотя бы на короткий промежуток времени они будут находиться фактически по соседству, то этот потенциальный пожар совсем ни к чему.
Безутешный старикан (когда по его приказу зарезали мальчишку, он выглядел хладнокровней и уверенней) на появление рядом Ройчи никак не отреагировал в силу того, что тот был быстр, острожен и аккуратен и «общение» свёл к минимуму: удар в висок рукоятью ножа. Нечто внутри буквально вопило о том, что следует усилить удар, но сейчас на наёмника накатил один из тех недостойных гуманистических приступов, что, как и аппендикс, являлся атавизмом, и иногда проявлял себя очень некстати. Как правило, он потом жалел о подобной слабости, ибо она позже выходила боком, ведь людская (и вообще, каждого разумного) благодарность — настолько лицемерная категория, что ожидать её — это возможность досрочно состариться. А видеть её якобы в действии — лучше сразу ослепнуть. Тем не менее, старик лёг на раненого (убитого? — проверять недосуг) молодого человека, над которым он ронял свои причитания.
Ройчи внимательно пригляделся к неподвижному телу (обгоревшего он решил не принимать во внимание) — он был выведен из строя метательным ножом. И улыбнулся. Не выходя на как бы открытое со стороны покоев пространство, он приблизился к тёмному зеву входа. Сейчас самое интересное.
Это был кошмар. Всё происходящее. Вся эта кровь, смерти…
Воспитанница Брады как-то иначе представляла войну — а то, что это именно она, пусть и сама пришедшая в твой дом, сомнений не было. Какие-то чужие, абстрактные земли, народы, противники — какие-нибудь тёмные или варварские племена, ну, или как минимум, несимпатичные ей, причём, исключительно самцы, то бишь, мужчины, а остальные там: женщины, старики и дети с надеждой ждут освободителей…
В душе что-то заледенело, и на окружающее она стала смотреть, будто на некое ненастоящее представление, где действующие лица кривляются некрасиво, замахиваясь друг на друга длинными ножами, добывая друг из друга подсоленный томатный сок…
Лицо застыло, словно маска — она физически ощущала, как окрепла кожа, схватилась, зафиксировалась в некоем среднем, нейтральном положении, в котором даже короткие слова с трудом удавалось выбросить на волю.
Рядом шли люди. Маркиз РоПеруши, открывавший рот постоянно и тревожно — она с раздражением это отметила — заглядывавший ей в глаза. Поднапрягшись, даже попыталась прислушаться, о чём он так долго и выразительно говорит. Оказывается, о вариантах безопасного ухода из дворца и местах в столице, где можно переждать первую бурю и собраться, так сказать, с мыслями и силами…