— Ересь — взимать плату за общение с Богом?
— Общаться непосредственно с Богом могут лишь подготовленные люди, — глухо бросил Злой, немного успокоившийся и боковыми справа ступеньками поднимающийся наверх. Его эскорт из четверых бойцов остался внизу, а отцы с красным на рукавах также не препятствовали его появлению на помосте. — Эти люди много учатся, много молятся, постигают таинства… Этим не может похвастать пекарь — у него просто нет времени на необходимые моления и соответствующее постижение. Каждый должен заниматься своим делом.
— Любой человек — слышите! — обратился оратор к притихшей толпе, — любой имеет право обратиться к Господу! Тот же пекарь. Стоя над сдобой. Не думаю, — добавил Алий иронию в голос, не глядя на Зерги, — что качество булочек от этого пострадает, — смешки в толпе, — или что Господь будет против этого — любое деяние во благо угодно ему.
— Любое деяние — да, угодно, а служение ему — это более, чем любое, ибо люди, не отвлекающиеся на иные дела, нежели служение ему — особые люди.
Злого начала утомлять эта беседа ни о чём, тем более он никак не мог избавиться от напряжения, от которого голос становился всё глуше и глуше, теряя тембр (некоторые в такие моменты срываются на фальцет, у него — наоборот). Пора было плавно закруглять эту комедию.
— То есть вы утверждаете, что между человеком и Богом должен быть посредник…
— Это служение.
— …требующий за молитвы деньги…
— Служение — такой же труд, как и остальные.
— …утверждающий, что только его голос способен достичь Господа…
Алий повернулся к Злому, его всепроникающий тембр будто пронзал вора, набирал обороты, медленно, но неукротимо. Коренастая фигура Зерги будто прогибалась под напором. Голову он вообще наклонил, чтобы не видеть… и не сорваться раньше времени. А его фразы — ответы вряд ли мог расслышать кто-либо помимо самого Алия и его окружения.
— Он не один, и обязательно будет услышан.
— Посредники — это торгаши! Продающие — с ваших слов — внимание Господа! — Злой раскачивался с пяток на носки, молчал, он завис на той грани, за которой концовка этой пьесы. — Так тогда может стоит оценить любой грех?! — толпа заворчала, заволновалась, будто закипающая на костре похлёбка. — Не нужно утруждать себя молениями и прочим общением с Богом, просто приносишь необходимую сумму человеку за конторкой, и тебе прощается, например… убийство!
— Это ересь!!! — заорал наконец-то Злой, сделал стремительный шаг, сближаясь с Алием.
Из рукава в правую ладонь скользнуло лезвие…
Когда на помост брызнула кровь, над площадью пронёсся многоголосый крик, послуживший сигналом последнему этапу действа.
— Это Бог направляет мою ладонь, — негромко бросил Зерги Алию, с расширившимися чёрными (не непроницаемыми, а именно глубокими — словно две миниатюрные ямы, затягивающие в себя, будто жертву сквозь игольное ушко) зрачками и раззявленным, искривлённым болью ртом, заваливающемуся навзничь.
Злой сиганул с помоста, на ходу срывая с себя сутану, и в окружении бледных, но невозмутимых бойцов стал пробираться на своё место у колонны — удобное для наблюдения. В это же время окровавленного Алия подхватили его помощники, а потом, ненавязчиво контролируя и направляя, передали на руки воздевшей и несущей того толпы. Появилось много мужчин и женщин с похожими зелёными повязками на руках, шарфами и платками. Площадную стражу добивали оказавшиеся вооружёнными горожане, причём участвовали в этом и вполне благообразные, в светлом люди, явно пришедшие до этого на службу. В самом соборе тоже уже всё шло своим чередом: громилось то, что могло быть сломанным, забиралось всё, что имело ценность, и творилось остальное: поджигание того, что горит и… убийство всех служителей церкви Единого, чего не было в договоре с… хм, компаньонами. Но, как сказал Бешеный: «Эти якобы верующие вечно хотят остаться чистенькими за нашими спинами. Стоит привязать их кровью. Меньше будут оглядываться назад в надежде сбежать».
Злой с улыбкой разглядел разворачивающееся действо, уже не зависящее от него, тем не менее, идущее правильным путём. Чётко спланированные потасовки и драки — вон качнулась плотно сбитая группа людей, трудно представить, сколько останется на брусчатке просто раздавленных и задушенных… Его бойцы вычленяли в толпе неправильно настроенных граждан, и во время свалки их убирали в первую очередь. К ним, кстати, относились королевские чиновники, дворяне, стража, случайные военные без красных меток на одежде и все священнослужители, опять же без определительного красного платка — шарфа. Ну и за компанию, представители иных рас, будь то светлые или тёмные, буде они имели неосторожность оказаться на площади. Простые обыватели могли себя мутузить сколько душе угодно — это даже приветствовалось, так как более усугубляло ситуацию.