Каждый месяц Алексей составлял рейтинг, он оглашался в конце месяца. В соответсвии с ним была создана система выговоров и поощрений командиров рот. Первые пять мест получали денежные вознаграждения — премии для капитанов. Соответственно, последним доставались выговоры. Эта система породила порочный круг, который стягивался вокруг Алексея. Он стал местным цензором, которого ненавидят и в то же время уважают, а потому бегают к нему и делают всё, что он скажет.
Алексей знал даже тех, кто находился в медпункте или госпитале, и чем болеют солдаты. Эту информацию ему приносил Артём, который дружил с медицинской службой. Артёму Голованову он прощал абсолютно все косяки, так как очень импонировал ему, а Артём, в свою очередь, выкладывался на полную. Если перелом был насильственным, то Алексей это быстро узнавал. Казак управлял всеми камерами в полку, и быстро находил происшествие
Когда они видели факт преступления, Казак доставал личные дела виновника и жертвы. Если контрактник совершал более тяжкое преступление, а потом скрывался, то в личном деле была вся о нем информация, даже сведения о его родителях, жене, родных братьях и сестёр. Алексей и Слава могли уехать в командировку по поимке преступника, оставив введение службы на Голованова.
Когда они ловили преступника, они его сажали на гауптвахту. В день заседания, подсудимого необходимо было отвезти в зал суда, для этого нужно составлять большой приказ, где подписи конвоиров, командира роты, командира батальона, заместителя командира полка по вооружению, который снабжает оружием, заместитель полка по технике, который выдаёт машину, начальника склада патронов, начальника штаба и многих-многих других.
Помимо конвоя приходили приказы на обеспечения эскорта для почётного караула к гробу. Приказ приходил каждый день, и в нём нужно было снова много подписей, которые собрать уже не успевали, так как все начальники и командиры расходились по домам. Чтобы не сидеть на работе допоздна, Алексею дали добро расписываться за них. Именно в тот день Алексей и получил огромную власть в полку.
Домой из-за такой службы Лёха приходил редко, был только в выходные дни, которые он проводил у себя дома с Аней. В будни он ночевал в своей роте, и из-за этого старослужащие и Рыбин боялись устраивать какие-либо акты дедовщины. Больше всего везло Голованову: днём он работал, а ночью в роту возвращался с Алексеем.
Глава 4
Внизу, на улице, шёл бой. Офицерский состав не хило так потрепали на площади. К вражеским домам подходил бронетранспортёр, а за ним следовала колонна. Никто не заметил, что на земле было что-то разлито. Неожиданно для всех, ударила ракетница, и лужи загорелись. Начался обстрел. Чтобы не сгореть, офицеры запрыгнули на машину, и та, быстро газанув, наехала на мину. Всех, кто был на крыше бтр, выбросило на землю. Неприятель их стал обстреливать.
Рота Каразина, которая находилась в доме напротив, была единственной их огневой поддержкой. ОМОН не мог двинуться. Он застрял посреди улицы. Добежать нельзя. Слишком далеко. Из тех, кто выжил, были многие с ранениями. Они ютились за обугленной машиной, и не могли двигаться. В таком положении они лежали целый час. Ребята стреляли по боевикам и не давали им высовываться из окон. Каразин по рации запрашивал ещё один бронетранспортёр, потому что своими силами он подобраться к ним не мог. Ему сказали ждать, но уже прошло много времени. Темнело. Очень скоро солдаты Георгия ничего не увидят. А внизу личный состав всё редел.
Делать нечего. Разрозненно тараторили выстрелы друг в друга. Стрельба уже была больше для запугивания, чем для того, чтобы поразить цель. Солдаты на корточках стояли у окон целый день, стреляя через кирпичные отверстия. Всё больше сгущались сумерки. Ничего не видно. Видны искры от пуль в темноте.
Солдаты старались сменять друг друга, чтобы запихнуть в рот булку и запить быстро чаем, а потом вернуться на своё рабочее место.
Митю никто так и не подменил. Он уже неизвестно какой час сидел на корточках и стрелял в дом напротив. Каразин подошёл к нему со стулом. Сел рядом, протянул булку, а чашку с чаем положил на пол. Теперь к бою добавился этот запах, который варился в кастрюле на всю роту. Его Митя всю свою жизнь не мог забыть. Аромат чего-то противно-приторного, который перебивал горечь, и ощущение ошпаренного языка. Всё время кожица не нёбе сходила и свисала. Митя наощупь щекотал все болячки в своей полости рта.
Митя сделал вид, что не заметил, как Каразин сел. Он избегал с ним разговора после случая с Кишкой. До конца не мог поверить, что он ни о чем не догадывался. Митя уже не стрелял так интенсивно. Лишь только отвечал на выстрелы, если никто другой его не опередит. Все были в состоянии ожидания. Каразин по рации напоминал ситуацию, но ему каждый раз велели ждать.