Резкая боль разрывала его грудь. Он вынужден был закрыть глаза и стиснуть челюсть, чтобы не закричать.
— Остин? — Паника проявилась в ее широко раскрытых глазах и шоке в голосе, когда она распахнула его рубашку в обе стороны и пробежалась руками по телу. — Тебе больно?
— Я в порядке. — Угасающий внутри, но внешне все нормально.
— Ты побледнел. Может быть, ты слишком долго был на холоде. — Когда он нахмурился, из нее вылетело еще больше слов. — Я знаю, что ты привычный к улице парень, но ты человек. Ты можешь заболеть, как обычные люди.
— Я хотел, чтобы меня было достаточно для тебя.
Вот, он сказал это. Кэрри вела себя так, словно была на грани: вызвать «скорую помощь» или сделать ему дыхание «рот в рот», а он выдал свой большой секрет. Он не мог себе представить, что могло бы еще пойти не так.
Она явно слышала его большое признание, потому что ее руки, по-прежнему обхватывающие его рубашку, замерли.
— Что?
Остин хотел, чтобы это был последний разговор с ней. Это означало бы, что ему никогда больше не придется делать этого снова, но это было не так.
— Я хотел значить для тебя больше, чем работа.
— Ты и так значишь.
Он не значил. Любой идиот увидел бы это. Кэрри ушла от него не из-за предложенной работы. Он заставил ее выбирать, но продолжал думать, что сможет найти правильные слова, чтобы изменить ее мнение.
Остин прокручивал варианты в своей голове так много раз. Там были способы решения и на расстоянии.
Не идеальный вариант, но возможность. Холлоуэй и ее квартира всего в двух часах езды. Не пропасть, которую невозможно преодолеть.
Но их проблемой оказалось не расстояние. Она хотела чего-то другого, но не его. Да, она любила его, и ей нравилось быть с ним. Он знал: этого было не достаточно. «Снова спасибо, мама, за суровый урок».
— Поскольку Спенс прикрывал меня прошлым вечером, этим утром мне нужно быть первым на участке и сделать всю дерьмовую работу. — Остин сдвинул ее с колен и встал.
Она остановила его от ухода, схватившись за концы рубашки.
— Ты изменился. Это из-за чего-то еще.
Он уверен, что, черт побери, так и есть.
— Просто рано встал.
— Остин.
Он наклонился и поцеловал ее, позволив своим губам задержаться на ней. Когда поднял голову, то едва смог выговорить:
— Я люблю тебя.
Нежная улыбка соединилась с влагой в ее глазах.
— Я тоже люблю тебя.
Боль внутри него теперь проносилась безудержно, кромсая все, к чему прикасалась.
— Я не могу вспомнить время, когда не любил тебя.
Ее глаза стали еще мягче.
— Ты знаешь, как украсть сердце девушки.
— Я всегда буду любить тебя. Неважно, что произойдет, или как много лет пройдет.
Кэрри легонько коснулась пальцами его щеки.
— Я верю тебе.
Остин повернул голову и поцеловал ее ладонь.
— Возвращайся в постель.
Когда она снова легла, он ушел.
***
Сцена с Остином в спальне проигрывалась в голове Кэрри весь день. Она пыталась написать ему и позвонить, но он не отвечал. После этой гонки за ней, всех этих планов и замыслов, он, казалось, играл в недотрогу. Точно не его стиль, и не ее любимая игра. И она собиралась высказать ему это.
Сыграв на доброжелательности после успешной вечеринки, Кэрри смогла улизнуть с работы пораньше. Добралась до участка незадолго до двух часов. Публики было мало, что ожидаемо для середины недели, даже если до Рождества оставалось три дня.
Спенс остановился перед ней, стягивая с себя перчатки.
— Между прочим, ты была здесь тринадцать дней подряд и не купила елку.
— Я еще не решила.
Он постучал перчатками по бедру.
— Делай это побыстрее, сегодня у меня здесь последний день.
— О чем ты говоришь? — Она заметила, что его обычную улыбку сменили темные круги под глазами, и желание посмеяться над его шуткой прошло.
— Я собираюсь домой, поэтому рассчитываю вернуться в канун Рождества.
Всю легкость смыло с нее. Она была так счастлива прошлой ночью, этим утром. Теперь же беспокойство забурлило в ее желудке достаточно сильно, чтобы она обеспокоилась, что лишится своего завтрака.
— Где Остин?
Спенс посмотрел мимо нее.
— Он забрал первую партию деревьев и некоторые запасы домой.
— Он не говорил мне этого.
— Насколько я могу судить, он принял это решение утром.
— Он вернется? — Она схватила Спенса за руку и сжимала, пока он не посмотрел не нее. — Ответь мне.
— Признаю, я в замешательстве. Я думал, ты хотела, чтобы он сдался и ушел.
Дыхание с ревом отдавалось у нее в ушах.
— Я хотела, чтобы он был со мной. Это было решено прошлой ночью.
— Интересно.
Немногословие Спенса вывело ее из себя. Он должен был видеть, что она балансирует на грани.
— Что, черт возьми, интересного?
— Ну, кажется, Остин узнал что-то другое после вашего вечера. — Суровость в глазах Спенса смягчилась, когда он оторвал ее пальцы от своей руки. — Он уже на пути домой, Кэрри. И планирует оставаться там.
Нет, нет, нет!
— Что?!
— Ты выиграла.
— Как ты можешь так говорить? — Слова Спенса были слишком ужасны, чтобы ответить чем-то большим, чем шепотом.
— Ты говорила ему...
Она заставила его понять.
— Это было несколько дней назад. Не сейчас.
— Послушай, он понял это. По крайней мере, он наконец-то это сделал. Твоя жизнь здесь. Его — там.
Грохот в голове угрожал свалить ее на землю.
— Я люблю его.
— Ты не первая женщина, которая любила его и оставила.
— Кто… — Слова оборвались, как только ответ взорвался в ее мозгу: — Ваша мать?
— Я хотел, чтобы у вас двоих получилось. Действительно хотел. Я думал о тебе, как о сестре. Всегда. И поверь мне, он будет куском дерьма еще месяцы после этого. — Слова были резкими, как если бы Спенсу было больно произносить их.
— Ты переживаешь, что он снова будет напиваться, — уложила Кэрри это беспокойство поверх всего другого, вращавшегося в ее голове.
Брови Спенса поднялись.
— Ты знаешь об этом?
— Теперь, да.
— Не думай об этом. Я позабочусь о нем. — Он поцеловал ее в щеку, потом отвернулся в сторону. — А ты иди, живи своей жизнью.
— Что если я хочу жить с Остином? — прокричала она вопрос.
Сначала Спенс не ответил. Он стоял спиной к ней.
— В этот раз тебе придется преследовать.
— Что это значит?
Он глянул на нее через плечо.
— Я думаю, ты знаешь.
Каким-то образом Кэрри перешла дорогу и вернулась в свою квартиру. Она не помнила, как делала шаги или как шла сквозь снег, но ее влажные волосы подсказали ей об этом. Ее тело онемело, а мысли кружились в стольких направлениях, что она не могла ухватиться хоть за одну и удержать ее. Повозившись с ключом, она вошла в открытую дверь.
Сначала ее внимание привлекли огоньки. Там, прямо под окном была идеальная четырехфутовая елка. Большая и ярко-зеленая, со свежим еловым запахом, который наполнил ее квартиру, обернутая теми крошечными белыми лампочками-звездочками, что она так сильно любила.
Ее шаги эхом отражались от деревянного пола, когда она пересекла комнату, не совсем уверенная в том, что видит. Пальцы проследили знакомый красный шарик с ее именем в рукописном шрифте. Кэрри увидела ангелочка, которого Остин купил для нее несколько лет назад, и горлицу, которую смастерила ее мать. Каждое украшение, висевшее на дереве, что-то значило для нее.
Тогда она поняла правду. Ее мать отказалась с ними расставаться, но мать Остина отбросила их всех подальше от себя.
Остин. Ее взгляд остановился на сложенной белой открытке, торчащей между ветвей. Кэрри узнала бы его четкий почерк где угодно.
«Надеюсь, твои мечты сбудутся. Счастливого Рождества».