Водитель повернул на знакомую улицу.
— Вон там останови, — указывая в проулок, где вывеска ювелирной.
Машина подъехала к двери. Надеваю пиджак и вылезаю из салона под дождь в два шага поднимаюсь на порог закрываясь от дождя руками. Вижу табличку, с надписью «перерыв».
— Какого чёрта!
Берусь за ручку заперто. Стучу в дверь кулаком.
Испуганное лицо ювелира мелькает в стеленной двери почти сразу, он торопливо отпирает её.
— Господин Кан, добрый день! Проходите господин Кан! Извините, господин Кан! Я ждал вас, господин Кан! Всё готово, как вы и просили, — прыгает он вокруг меня, когда я отряхиваю влагу.
— Сделал? — перехожу сразу к делу.
— Разумеет господин Кан, как и обещал, минуточку.
Он забегает за стеленный прилавок, несколько секунд копается в ящике и наконец протягивает конвент вместе с футляром.
Бросаю на него взгляд.
— Здесь вся информация, которая вас волнует господин Кан, с подробным описанием, — улыбается.
Смыкаю губы и выдёргиваю белый из его пальцев конверт вместе с футляром.
— Господин Кан, — позвал Кьерс. — Надеюсь ответ удовлетворит ваш интерес.
— А что? — прищуриваю взгляд.
— Нет-нет, ничего, просто идёт годовая проверка и…
Я поворачиваюсь к нему всем корпусом.
— Взятку мне предлагаешь? Рехнулся что ли?!
— О, нет что вы, господин Кан!! Просто хотел сказать, что жду вашего визита, — стушевался ювелир.
Меряю его взглядом, разворачиваюсь и иду к выходу, прячу конверт во внутренний карман, решая раскрыть его дома. Схожу с порога и ступаю ботинком в ямку с лужей, обрызгивая штанину. Чёрт!
Разворачиваюсь ловлю разъярённым взглядом выглядывающего за стеклом ювелира.
— Выложи тут плитку в конце концов!
Кьерс виновата пожал плечами и закивал.
— Проклятье, — шагаю к машине.
Темнело в пасмурную погоду быстрее, чем в безоблачные дни, поэтому до дома добирался почти в сумраках, заехал по пути ещё по кое-каким делам, забрав и свежую прессу, подъехал в Вигфор, как раз к ужину.
Хорошо, что ливень закончился. Запах дождя освежал, но всё равно ненавидел сырость. Вышел из машины увидев горящий свет в комнате второго этажа и всего первого.
— Воот билииин, — произношу с протяжным стоном.
Очередной сюрприз.
Запрокидываю голову и выдыхаю.
— Мама, — зажмуриваюсь роняю голову на грудь и смотрю с любопытством на дом из-под выгнутой брови, — почему именно сегодня?
Постояв немного собираюсь с мыслями шагаю к парадному входу.
Только у мамы могли быть ключи от моего дома. И по всем здесь она уже довольно давно. Не успел я войти в холл как нюх сразу почуял вкусные запахи, тянущиеся из кухни. Прислуга госпожи Кан орудовала везде, в том числе в моём холле, смахивая пыль с полок и ваз, которой и так тут не могло быть.
Делаю терпеливый вдох и бросаю прессу на комод.
— Фоэрт! — строгий тон госпожа Кан и плавная поступь с лестницы, отпугивает прислуг, которые переставали дышать при одном её взгляде. Что сказать моя мама относилась к весьма холодным и довольно жёстким женщинам.
Приблизившись ко мне, Джолит внимательно осмотрела моё лицо.
— Добрый вечер мама, — улыбаюсь, стараясь быть непринуждённым.
— Фоэрт, ты задерживаешься на работе, сидишь опять до поздна! Да ты весь мокрый, под дождь попал?! Снимай мокрое.
— Да всё в порядке, — пытаюсь заверить, но госпожа Кан не слушает, стягивает с меня пиджак отдаёт служанке, и подталкивает к столовой.
— И наверняка голодный, идём, ужин уже готов.
Прислуга вокруг засуетилась, принявшись подавать горячее блюда. Я смотрел на маму отмечая её внешний вид. Мама считалась красивой женщиной, но недуг что тревожил её давал о себе знать, она сильно сбавила в весе, и от того лицо казалось бледным, её живые полные огня глаза, скрывали это, но всё же, я знал, что ей нездоровится.
— Хорбен только вчера мне сказал, что ты был у нас. Почему не позвал меня? — сердито спрашивает.
— Прости, мама, не хотел тебя тревожить, — взял за приборы, скрывая вину перед этой женщиной.
— И как ты можешь этим меня тревожить, скажи? Что за глупости ты говоришь? Хорбен уже получил от меня нарекания.
— Да ты права, извини.
Я знал, что за её строгостью всегда таилась доброта и забота, просто мама не хотела себя считать слабой. Особенно сейчас.
— Как ты? — спрашиваю, склоняясь над тарелкой супа.
— Хорошо Фоэрт, а как ещё должно быть? Почему ты об этом вообще спрашиваешь, или считаешь свою мать не способной приехать к собственному сыну?