Я хорошо помню то время, когда жила с матерью и не знала, будет ли сегодня хоть какая-то нормальная еда, поэтому смеюсь над теми, кто заявляет, что не в деньгах счастье. Ха! Да они просто без них не жили. Не жили в нищете, где твой дом — это какой-то сарай на окраине города, не просили милостыню в переходе, чтобы не сдохнуть от голода в свои шесть лет. Мне ещё повезло, когда одна сердобольная тётка предложила мне подработку — мытьё полов в магазинчике за небольшую оплату, а бонусом шли продукты с истёкшим сроком годности. Так что с семи лет я относительно регулярно питалась, одевалась не в вещи с мусорки, а в купленные на китайке тряпки, и даже содержала свою далёкую от нашего мира мать.
Она цыганка, отбившаяся от своей стаи по причине мне неизвестной, так и не смогла обрести мир на этой грёбанной земле. Её ничего не заботило, даже я. Мужики ходили в наш сарай с опаской, так что мать чаще трахалась где-то и иногда появлялась дома, видимо, вспоминая всё-таки, что у неё есть я.
Редко трезвая, она целовала мой лоб и что-то пыхтела про судьбу- злодейку, потом готовила из принесённых продуктов какую-то хрень, но я всё равно всё съедала подчистую и даже вылизывала в конце пластиковую миску.
Именно от этой проклятой привычки меня дольше всего не могли отучить, когда мама умерла от рака печени, а меня забрали люди отца. Охренеть, конечно, но оказалось, что я, вашу мать, почти принцесса этого города — дочка теперешнего мэра, тогда он ещё только собирался на эту ипостась.
— Роксана, я улетаю. Проводишь? — голос отца, заглядывающего ко мне на балкон, прозвучал так неожиданно, что я, погружённая в мрачные воспоминания, уронила на пол наш «типо» семейный альбом.
— Ой, извини, Пума, прости. Не хотел тебя напугать, но и не попрощаться не мог.
— Пап, мы же договорились… — морщу нос, услышав своё детское прозвище.
— Да, но тебе так оно идёт.
— Ага… дикая чёрная кошка… как мило, — злюсь я, но Тихомиров не обращает на это внимания и поднимает с пола альбом, кладя раскрытым мне на колени.
— Не сердись на старика, родная! — непривычно мягко просит он, что меня тут же настораживает.
Отец, улетая в свои бесконечные командировки, обычно не удостаивает меня своим посещением и тем более не говорит голосом доброго волшебника. Прежде, чем озвучить свои подозрения вслух, бросаю короткий взгляд из-под ресниц на фотку в альбоме. И зря, так как гламурный фейс брата на полразворота меня никак не радует. И особенно в свете последних событий!
— И, пожалуйста, не изводи Кирилла. Мне столько сил стоило уговорить его согласиться здесь пожить на время его переезда.
Стоп! Чего?!
— Какого переезда? — пропускаю заготовленный монолог, куда я хочу послать и засунуть голову своего сводного брата, приставленного ко мне в дозор.
— Кирилл переезжает. Насколько мне известно, куда-то в Грецию, но он тщательно скрывает свой будущий адрес.
— Хочешь сказать, что когда неделю назад объявил о моём месячном пребывании под гнётом старшенького, то в реальности не собирался сбыть меня на его поруки?! — всматриваюсь в каждую чёрточку пожилого лица, чтобы не пропустить признаки лжи.
Папуля у меня ещё тот манипулятор, но сегодня его глаза горят кристальной честностью.
— Нет, конечно, — вздыхает и садится на подлокотник моего кресла, что приходится чуть сдвинуться и дать ему немного пространства. — Мне хотелось немного пообщаться с ним перед его отлётом, но неожиданная командировка спутала все планы.
Ага, знакомая мне с детства песенка.
— Ну так отменил бы поездку ради воссоединения с Киром. Ведь всё равно покидаешь свой большой пост.
— Не могу. Надо завершить последние дела перед государством, а потом могу быть свободен.
Сомневаюсь, но отцу киваю. Мол, ври дальше.
— Тогда тем более не понимаю, зачем оставляешь Сабурова в доме? — гну свою линию, всё ещё желая полноценной свободы и отсутствия брата рядом со мной.
— Затем, дочка, что мы с ним договорились, и кажется, он уже квартиру свою продал. Да и мне так будет спокойнее, что ты тут не одна. Так надолго я ещё не отлучался.
Могу, конечно, оспорить, но мне сейчас хочется победы на другом фронте.
— Пап, зачем Кир?! За мной прекрасно все эти годы приглядывала Агнесса и твоя команда охранников. Что изменилось-то?! Или хочешь сказать, что перестал доверять собственной помощнице?!
— Нет, — взгляд Тихомирова становится жёстче и решительнее, что мне уже не нравится. — Доверяю, но ты, Пума, так быстро взрослеешь, как в принципе и серьёзность твоих шалостей, что боюсь, одной Агнессе с тобой не управиться.
И меня в миг одолевает истерический смех.
— Кир?! Ха! Пап, ты думаешь, этот жополиз с внешностью задроченной кинозвезды второго плана со мной справится?
Нет, ну мэр вообще сейчас отчебучил полную белиберду.
— Рокс, не смей так выражаться! — резко подскакивая с подлокотника, Тихомиров чуть не упал, запинаясь за угол ковра.
— Ой, правда глаза колет и уши жмёт? — завелась я, предчувствуя знакомое окончание наших задушевных посиделок, особенно если в разговор вклинивалась тема моего сводного брата.
— Какая правда, Роксана?! Какая? Кирилл столько раз вытаскивал тебя из дерьма, а ты его даже ни разу не поблагодарила. Он, не будучи моим родным сыном, защищал честь нашей семьи, скрывая твои регулярные закидоны.
Вот и папочка завёлся! Дальше будет привычный набор образов, где я полная дрянь, которая должна пасть на колени и целовать землю у ног святого отца Кирилла. Знал бы, папуля, каков в реальности его приёмный сынишка похотливая сволочь, то вряд ли пел бы ему тут дифирамбы с пеной у рта.
Привычно не слушая нравоучения родителя, всматриваюсь в прекрасное голубое небо, решая, в каком именно платье буду сегодня одета на улётной вечеринке Макса. Туса должна быть отменная, а иначе у короля вечеринок нашего города не бывает. И платье у меня должно быть тоже отпадное, так как по моему собственному домыслу и намёкам общих знакомых Макс очень хочет познакомить меня сегодня со своим младшим братом — членом. И так как почти неделю назад с меня сняли обет «аренского целомудрия», то я не прочь рискнуть зажечь с этим божественном телом при удовлетворительном раскладе карт.
— Ты меня слушаешь?
И снова голос отца обрывает мои эротические фантазии по кубикам пресса известного мажора.
— Да, — напрягаю память и воспроизвожу последние пару его слов. — Что если я не хочу лишиться твоего содержания, то должна … и тут ты решил уточнить о моём внимании к тебе.
Тихомиров смотрит на меня так подозрительно, но невинно хлопаю огромными ресницами и изображаю искреннее непонимание. Отец как-то тяжело вздыхает, но, как и обычно, ведётся на мою уловку, тут же завершая все обвинения.
А вот с Киром такое не прокатит, этот упырь меня словно нутром чует. Очередное воспоминание об этом мужчине портит к чертям собачьим всё моё возвышенное настроение.
— Так что я тебе должна? — напоминаю отцу конец его воспитательной речи, но тот окидывает меня тяжёлым взглядом и обречённо машет на меня рукой.
— Ничего, Пума! Это я виноват, что ты такая выросла.
— Какая ТАКАЯ?! — ощетиниваюсь как та самая кошка.
Меня бесит такое обращение …
— Роксана, в случае чего тебе достанется этот дом и неплохое приданное, если, конечно, ты не профукаешь его за полгода, то на проценты с него можно неплохо жить. Доучиться, найти работу, может, завести семью и даже приумножить этот капитал.
Может, завести семью … это он намекает, что я ТАКАЯ никому не буду нужна?! А вот не пошли они все сами нахер? Большой и толстый?!