— Да, а потом долго ходил на групповые собрания. «Привет, меня зовут Лэндон, я подсел на опиаты», и всякое такое.
Сердце екает. Как я могла этого не замечать? Как я могла быть так близко и в то же время так далеко?
— Я не был с тобой честен, — продолжает он. — Ты не обязана мне верить, но знай: я чист почти два года.
— Верю.
На миг он сжимает мою руку, а потом отпускает.
— Больше я не употребляю. Я не пью. До встречи с тобой меня два года интересовали только волны. У меня не было того, кого я мог бы… потерять.
Пытаюсь сглотнуть ком в горле, но ничего не получается.
— Ты правда считаешь, что потеряешь меня?
Он мрачнеет лицом.
— Не знаю. Разве ты моя?
Я вздыхаю.
— Два года я соблюдал строгую диету: спал, учился и работал, — продолжает он. Ему сложно, но от этой темы он больше не увиливает. — Я чист, но ты должна знать, что оно все еще со мной.
— Что?
Он пожимает плечами и мотает головой. Пряди медных волос падают на глаза.
— Желание сбежать.
— Жажда забвения? — с любопытством спрашиваю я.
— Да, в точку.
— Так вот почему тебе нравится серфить.
Лэндон окидывает меня долгим взглядом, будто что-то выискивает.
— А может, поэтому мне нравишься ты.
От этих слов сбивается дыхание. Лицо наверняка розовеет, глаза наполняются слезами.
— Лэндон…
— Я не горжусь тем, кто я и что я делал.
После недолгого молчания я обхватываю чашку и дую на темную жидкость. Не поднимая глаз, я говорю:
— А должен гордиться.
— Почему?
— Ты многое пережил. Ты борец.
Когда я заглядываю ему в лицо, у него в глазах тоже стоят слезы.
Лэндон
— Ты больше не злишься? — спрашиваю я после того, как приносят наш заказ.
Последние пять минут были самыми напряженными в моей жизни, но после того как мы поговорили, опасения, засевшие в душе, начинают исчезать.
С минуту Джемма размышляет.
— Я обалдела, конечно, но, подумав, я не злюсь. В каком-то смысле я тебя понимаю. Но лучше бы ты рассказал раньше.
— Знаю и очень сожалею. Я с радостью искуплю свою вину.
— Искупишь вину? — спрашивает она, а затем откусывает от вафли.
Я киваю.
— Унижусь, сдамся в рабство — что угодно.
Она задумчиво жует.
— Ну тут все просто. С этого момента я хочу честности.
— Она твоя, — без раздумий отвечаю я.
— И ты должен рассказать самый постыдный случай. Это справедливо.
— Наверное, мое первое свидание в День святого Валентина.
Она вытирает каплю сиропа с подбородка.
— Настолько плохое?
— Настоящий кошмар.
— Что случилось? Тебя вырвало на нее? Вы сцепились брекетами? — Она сглатывает и машет вилкой. — Выкладывай, мистер.
— Мне было тринадцать лет, — смиренно вздыхаю я. — Ее звали Эмили Мур, по меркам восьмого класса она была мне не по зубам.
— Не верю.
— Поверь. — Я делаю глоток из чашки. — Эмили была крутой. Ну знаешь, за такими девчонками по школе таскаются хвостом миниатюрные блондинки.
— То есть она смахивала на ходячую рекламу жвачки?
— Точно, — смеюсь я, представляя Эмили Мур. Она была словно из рекламы жвачки. — В общем, я часто ездил на соревнования, а за неделю до Дня святого Валентина Эмили подошла ко мне в коридоре, уперла руку в бок и спросила, нравится ли она мне.
— Смело, — вскидывает Джемма брови.
— И не говори. — Я опускаюсь на спинку сиденья. Давненько я про это не вспоминал. — Я понятия не имел, как себя вести, и нес какую-то ахинею. В итоге она закатила глаза и сказала, что я могу пригласить ее на свидание, но только если куплю цветы и отведу ее в какое-нибудь классное место.
— Ее смекалка, конечно, восхищает, но она начинает пугать.
— Она очень пугала.
— Так ты пригласил ее на свидание?
— Я учился в восьмом классе. Конечно, пригласил. Готовился всю неделю. Мне хватило ума попросить Клаудию, которая, между прочим, не выносила Эмили Мур и День святого Валентина, помочь составить план восхитительного свидания.
— Она помогла?
— Еще как, — отвечаю я тоном, подсказывающим, что история примет печальный оборот. — Клаудия осталась верна себе и предложила спектакль.
— Очень клево и необычно.
— Сказала актриса.
— Бывшая актриса, — напоминает она, кусая вафлю.
— Ну да, — хмыкаю я. — В тринадцать лет машины у меня, разумеется, не было.
— Разумеется.
— В День святого Валентина отец Эмили довез нас до театра в Ла-Холье и…
— Ты нарядился? — перебивает она.
— Я навел марафет, — киваю я, — а точнее, надел штаны вместо пляжных шорт и причесался.