Всю дорогу до дома я скакала на цыпочках и визгливо смеялась, как смеются дети, пускающие мыльные пузыри или бегающие мимо разбрызгивателей.
Вполне возможно, пару раз ударом каратиста я разрезала воздух с криком: «Кия!» Я представляла, как прыгаю с высокого здания (в хорошем смысле), потом спасаю младенцев из горящих домов и останавливаю экспресс голыми руками.
Но как только я вошла в квартиру, Джули передала мне загадочное послание от Лэндона, и я подумала: «Все гнило в Датском королевстве».
Пока Джули все объясняла, сердце от ужаса падало.
Лэндон не мог решить, что я вернулась к Рену, да?
Ответ прост.
Конечно, мог.
Лэндон мог решить что угодно, ведь вчера, когда он спросил, чего я хочу, я ничего толком не объяснила.
На минуту я откровенно запаниковала. Подумывала смыться — взять шмотки, Уибита и в самом деле начать поиски цирка.
Затем я отбросила эти мысли, вспомнила все, что узнала за последнее время, и попыталась ему позвонить. Гудки все шли и шли. На сообщения не было ответов. Лэндон трубку не брал, а вот Клаудия взяла и рассказала мне об их матери.
Это было два часа назад.
С тех пор я езжу и проверяю каждое место, которое приходит в голову: «Тетю Золу», Пойнт-Лому, вафельную, скейт-парк у Оушен-Бич, потому что однажды он о нем говорил, «Таргет» в Клермонте, потому что три дня назад я видела чек на кухонной стойке.
Я оказываюсь на пустом пирсе и обдумываю, куда ехать дальше. В жуткой тишине стучу пальцем по центру руля, сосредотачиваюсь на дребезжащем звуке. Кусаю губы, отгрызаю тонкие, как бумага, лоскуты кожи.
«Думай. Думай. Думай».
Мысленно прокручиваю время, проведенное с Лэндоном, минуты, дни и ночи сливаются воедино, образуют компактную картину, которую можно изучить. Все как на ладони: заправка, падение со стула в «Тете Золе», кладовка, где мы чуть не поцеловались, утро во дворе. Помню, в тот день он сказал: «Ты вроде бы немного растерялась». Думаю о пурпурном небе, занимающемся рассвете, яркости его глаз. Думаю о том, что уже тогда между нами что-то изменилось, только мы этого еще не знали.
Я бросаю взгляд в зеркала, выкручиваю руль влево и еду на север. Еду и еду. Еду, пока мир не заканчивается, не падает с песчаного утеса в волнующийся Тихий океан.
Я понимаю, что напугана, только когда вижу машину Лэндона, криво припаркованную между чахлыми пальмами и мусорным баком.
Я плачу. Горячие слезы льются в ладони. Я смеюсь. Плачу потому, что насочиняла всяких ужасов. А смеюсь потому, что у нас есть шанс все исправить.
На улице ветрено, но не холодно. Оставляю обувь на заднем сиденье и бегу по дорожке к каменистому пляжу, где встречаются воздух и вода. Когда я одолеваю последний поворот, ветер усиливается и поднимает сухой песок. Я вытираю глаза и скручиваю волосы в пучок.
Еще не стемнело, и я быстро его нахожу. На брейке стоят пять серферов. Они довольно далеко, но я сразу различаю Лэндона. Он стоит на коленях, спиной ко мне, взгляд обращен на запад. Его подсвечивают последние проблески дневного света — нежно-синие, сереющие, как поношенная джинса.
Спуститься к береговой линии и решить, что делать дальше, я не успеваю: поднимается волна. Растущая тень на фоне темнеющего горизонта по мере приближения к брейку набирает скорость.
Лэндон поворачивает голову и ложится на живот. Двигает руками. Напрягается всем телом и располагает ноги в нужном положении. Хотя я знаю, что так будет, но все равно кайфую, когда он запрыгивает на доску и поворачивает в сторону. Он, быстрый и гибкий, грациозный и мощный, скользит к волне.
Я сажусь на мокрый песок, подтягиваю колени к груди и смотрю, как он летает и выписывает зигзаги. Я жду, что он наклонит голову вправо и заметит меня. Я жду, что он поднимет плечи — сигнал узнавания отдается в спине, как удар по бас-барабану. Я жду, что он согнет ноги при повороте носа доски в сторону берега. Ко мне.
Унимаю нервозность, встаю с песка и иду ему навстречу.
С подбородка капает вода. Он несет одну из своих досок. Темные волосы зализаны назад, мокрые ресницы похожи на паучьи лапки. В глазах виднеется боль.
— Привет, — шепчет он, вытерев рот.
— Привет, — говорю я, будто ничего не случилось, будто случилось все и сразу.
Лэндон с глухим стуком кладет доску. С минуту мы глядим друг на друга. Сердце трепещет, как крылья колибри, я думаю: «Ну и что дальше?» Несколько часов я думала только о Лэндоне, сейчас же, стоя перед ним, я чувствую себя беспомощной. План не заходил дальше поисков.
— Клаудия рассказала мне о вашей маме, — со вздохом импровизирую я.