— Только беременным?
— Да, ситти[12], — автоматически ответил глашатай.
Женщина взяла девочку за руку и, уводя ее в дом, вздохнула:
— Что за несправедливость такая!
Глашатай упомянул, что это был первый раз, когда он видел жену ад-Дабиша «порожней». Он подумал, что ад-Дабишу здорово не повезло.
— Я пошел дальше, обошел много улиц и все думал об ад-Дабише. А потом забыл, сказал себе, что Аллаху виднее.
— Еще кто-нибудь переспрашивал тебя об этом условии, о том, что помощь получат только беременные? — спросил офицер.
— Да, почитай, вся деревня.
Офицер допрашивает жену ад-Дабиша, и она рассказывает все на чистоту
Ее позвали. Она вошла. Справа, ухватившись за материнский подол, шел мальчик. Слева, также держась за мать, — девочка. На руках — грудной младенец. Медленно переставляя ноги — быстрее двигаться ей не давали дети, — подошла к столу. Картина удручающая. Офицер спросил:
— Как тебя зовут?
— Судфа[13].
— Как?!
— Судфа.
Голос у нее глухой. В простых словах звучит невысказанная мольба.
— Сколько тебе лет?
— …
— Лет сколько?
Офицер повторил вопрос несколько раз в разных выражениях. Писарь со своей стороны, также пытался растолковать ей, чего от нее хотят. Все напрасно. Офицер махнул рукой, прикинул на глаз, продиктовал:
— Пиши, двадцать лет.
Она переводила глаза с одного на другого, потом уставилась в окно, где виднелся краешек темно-голубого неба. У нее не было счастливых воспоминаний, но в тот момент голубая полоска неба казалась ей единственной надежной вещью на свете. Взгляд ее упал на сверток старого тряпья, брошенный в угол комнаты. Офицер спросил о детях. Указав на мальчика, Судфа сказала, что его имя Араис. Имя девочки — Нурситту. А малыша, спящего на ее руках, зовут Габаши. Офицеру пришлось переспросить имена, только пояснения писаря помогли ему уразуметь их значения. Он поднялся с места и прошелся по комнате, как делал всякий раз, прежде чем приступить к допросу.
— Послушай, Судфа.
Его пугал настойчивый вопрос, который он читал в ее глазах. Мягко предложил ей рассказать, что произошло вчера утром, начиная с того момента, когда они проснулись, и до возвращения мужа с поля, когда он отправился к больнице за продуктами. Судфа заговорила, неожиданно легко находя слова. Офицер выстраивал ее слова в правильные фразы, диктовал их писарю:
— Позавчера, на закате, пришел подрядчик. Велел ад-Дабишу с утра выходить в поле — одному землевладельцу понадобились люди. За работу уплатил вперед — двадцать пять пиастров. Дал настоящую бумажку в четверть фунта. Есть в доме было нечего. Ад-Дабиш пошел в лавку, купил тахинной халвы, чаю, сахару и табаку. Потом послали мальчонку Араиса, и он принес три куска сыра кариш[14]. Все, что купили, тут же съели на ужин. У нас было много долгов, всю жизнь они на нас висят. Всякий раз, как мы о них вспоминали, ад-Дабиш говорил:
— Ладно, бог даст, выкрутимся.
Дожевал последний кусок, протянул руку, зажег огонь, чтобы вскипятить чай. Набил трубку табаком. Это были самые счастливые его минуты. Тут мы и услышали голос глашатая:
— О рабы Аллаха! Слышащий да оповестит отсутствующего…
Я вышла на порог послушать объявление. Одна из соседок сказала, что будут давать прекрасную муку, искусственный жир, желтый сыр и молочный порошок. А насчет количества все соседки говорили разное. Голодному всегда горы хлеба снятся, как пословица гласит. Нурситту сказала:
— По мешку всего дадут.
Ад-Дабиш, выпуская дым изо рта, спросил меня:
— Только беременным?
Ответ мой потерялся в гомоне соседей, которые как раз входили в наш дом. Объявление глашатая всех обрадовало, вот они и собрались к нам потолковать. Ад-Дабиш встал и вышел. Вернулся поздно. Капли пота на его лбу и складки на лице говорили о том, как он устал.
— Ничего странного в нем ты не заметила?
— От усталости он еле на ногах держался.
— А утром?
Бывают дни, которые уже рождаются насупленными. хмурыми. Тот день с рассвета был как нежеланный гость. Все сулило недоброе. Ад-Дабиш никак не мог очнуться ото сна. Я принесла немного воды, чтобы промыть детям глаза, — кувшин опрокинулся. Мальчонка Араис стакан с остатками чая разбил на мелкие кусочки. Поднялась я на крышу, смотрю — в небе самолет, черный такой. У меня сердце сжалось от предчувствия. А ад-Дабиш хлопнул ладонью об ладонь, говорит:
— Бог даст, все будет хорошо.
Я сказала:
— Взял все зло и улетел.