— Тебя послал Старик?
— Конечно! Он знает, что ты вчера пьянствовал, и велел мне немедленно привезти тебя...
— Горим?
— Судя по всему, да!
Даже мысль о том, что надо одеваться, а потом вести машину до резиденции Старика и выслушивать его болтовню, была мне омерзительна.
— Как бы мне хотелось сачкануть!
— Не советую! — заявил Пино. — Он мне сказал, что на счету каждая секунда.
— Ладно, жди меня здесь. И будь благоразумен с мамой, пока я одеваюсь.
— Я тебя умоляю, — пробормотал он в смущении.
— Весь Париж знает, что ты самый развратный тип, уцелевший после войны... — Я вышел, оставив его оправдываться перед Фелиси.
Вот уже две тысячи пятьсот лет я не видал шефа в таком состоянии. Выглядел он отвратительно. В глазах было меньше любезности, чем у сдающего в парке стулья напрокат, к которому подходит золотарь. Губы так сжаты, что вряд ли удалось бы измерить ему температуру через рот.
— Садитесь, Сан Антонио...
Он пристально разглядывал меня. Но я не потерял самообладания. Он читал по моей помятой физиономии о выпитом накануне, как читают инструкцию по пользованию электробритвой после тридцати лет бритья короткой саблей.
— Видок не слишком-то хорош!
— Это печень шеф, ничего страшного!
— Вы не слишком перебрали?
Я начал закипать. Мне захотелось послать его куда подальше, да сил не хватило.
— Просто мы обмывали повышение Берюрье...
— Слушайте меня, Сан Антонио! Я против пьянок! Алкоголь губит рефлексы!
И тут он выдал мне курс морали из учебника начальной школы о божьей каре! Я ждал, когда он вытащит из своего стола графики.
— У вас ко мне претензии, шеф?
По моему тону он понял, что я вот-вот ткну его носом в чернильницу, а так как я был ему еще нужен, он сменил пластинку.
— Сан Антонио, я в большом затруднении...
Я ждал продолжения. Он потирал свои холеные руки, принесшие целые состояния маникюршам.
— Итак, вы немедленно отправляетесь в Швейцарию.
Я обалдел! Ведь именно сегодня у меня на шесть вечера назначено свидание с блондинкой, которой будет достаточно послать свое фото, чтобы ее немедленно приняли в разряд «блю белл герлз»! Но это возражение вряд ли бы подействовало, и я не стал его выдвигать.
Старик тер свой череп цвета слоновой кости.
— Вы знаете Матиаса?
Еще бы! Шарль — один из моих лучших коллег. Молодой выпускник Сорбонны, он скоро сделает блестящую карьеру.
— Я всего лишь знаком с ним, патрон!
— Недавно он совершил подвиг...
— Да? Это меня не удивляет!
— Вы слышали об организации Мохари?
Я задумался...
— Не та ли это организация, которая снабжает оружием арабов?
— Да. Матиас сумел вступить в ее ряды.
Я присвистнул. Похмелье как рукой сняло, я даже забыл свою красотку, которая будет ждать меня сегодня вечером.
— Да, прекрасная работа! Как ему это удалось?
— Он просто следовал моим директивам, и все! — Старик потупил свои жабьи глазенки, скромный, как пятнадцать голливудских звезд.
— Я в этом не сомневался, шеф!
Ножом для резки бумаги из слоновой кости — цвета его черепа — Старик принялся выстукивать на столе «Марш лионских аккордеонистов».
— Мне требовалось, чтобы кто-нибудь был там, на месте... Я знал, что резиденция, если можно так выразиться, Мохари находится в Берне. И я отправил его туда... Он смог найти их. У Матиаса была информация об операциях
в Северной Африке... Ее он и сообщил им, как приманку.
— Его не подозревают в двойной игре?
— Не думаю... Он выдержал множество проверок. Его положение у Мохари прекрасно, мы им довольны...
Я не понимал, к чему он клонит. Раз уж он меня вызвал, то не для того ведь, чтобы поделиться радостями жизни.
Старик не замедлил с объяснением.
— Итак, в Берне все в порядке. Матиас нас предупреждает о всех планах Мохари, и необходимо, чтобы он продержался там как можно дольше.
— Но что-то может ему помешать?
— Кто-то.
— Кто?
— Некто Влефта...
— Впервые слышу!
— Это албанец, член организации Мохари, основной их агент по Соединенным Штатам...
— Так в чем же дело?
— А все дело в том, что он контактировал с Матиасом в прошлом году по поводу планов, украденных из Морского министерства. Он знает нашего друга!
— Та-ак!
— И вот завтра он прибывает в Берн из Нью-Йорка... Это катастрофа! Он узнает Матиаса и тогда... — Старик замолчал. Да и что можно было еще добавить?