Казалось, прошла вечность, прежде чем послышался шорох и Герант винтом выкрутился из ямы. Вельскуд помог ему выбраться:
— Зачем верёвку отвязал? — сердито спросил он. Хотел добавить ещё что-то резкое, но слова так и остались невысказанными: он перехватил пристальный взгляд друга, направленный на что-то за его спиной.
— Ложись! — прошипел Герант и с неожиданной силой толкнул рухнувшего плашмя друга в сторону, сам откатился в другую.
В следующую секунду оба были на ногах, спина к спине и при оружии. Место, где мгновение назад была голова Геранта, прошил десяток стрел с калёными наконечниками. Гоблины подобрались незаметно и неслышно, использовали в качестве шумовой маскировки возню Геранта в узкой шахте.
Оба друга превосходно владели мечами, и ни один гоблин не мог приблизиться, чтобы достать их ятаганом. Беда была в том, что вражеских воинов с холодным оружием почти не было — кругом рассы́пались лучники. Они группировались, выпускали пучок стрел, отбегали на безопасное расстояние, прятались в траве, за камнями, пока другие проделывали то же самое. Для них почти любая дальность была безопасной, а оба друга стали отличной мишенью.
— И что будем делать, любитель неординарных подходов? — прорычал Вельскуд, уворачиваясь от стрелы. В то же мгновение не услышал, но почувствовал, как охнул Герант. Резко обернувшись, он ещё увидел, как друг слегка наклонился вперёд и, дёрнувшись, вдруг резко упал на одно колено. Из спины его торчала стрела, та самая, от которой Вельскуд увернулся секунду назад. И это мгновение боли не позволило Геранту вовремя заметить мелкорослого врага, прорвавшегося к нему вплотную. Вражеский ятаган с размаху пропорол бок от подмышки до колена.
Время вдруг стало двигаться медленно-медленно. Вельскуд видел, как Герант, перехватив меч в левую руку, прижимая рану правой, пытался встать. Ему это удалось, и мелкий гоблин упал, разрубленный надвое. В ответ визгливо и истошно заверещали голоса. А может быть и не в ответ, просто в пылу яростного и короткого боя не было слышно ничего, кроме лязга собственных мечей и хруста разрубаемой плоти, а теперь вот поутихла смертельная песнь железа и включились все остальные звуки.
Герант ринулся вперёд, пытаясь добраться до неуловимых лучников. Лучники кинулись врассыпную, но убежать довелось не многим. Послышался звук боевого рога. Оглянувшись, Вельскуд заметил небольшой вражеский отряд в броне, стремительно приближавшийся от основного входа в шахты. Но сил держаться у Геранта больше не было. Он споткнулся и непременно рухнул бы ничком, если бы не подоспевший гвардеец.
Вельскуд подхватил его, не дал упасть, осторожно опустил на землю, а сам приготовился к бою. Лучников почти всех выкосили, а те, которые приближались, числом около десяти, были все при мечах.
— Лежать! — рявкнул он, заметив, как Герант пытается приподняться. — Меч отберу!
Угроза подействовала. Остаться безоружным перед надвигающимися врагами Герант не хотел, но и возможности использовать оставленное оружие не было. Даже при беглом взгляде было заметно, что рана донимает его все сильнее. Чувствовалось, что кровь покидает его тело, что только могучим усилием воли он удерживает себя на краю уплывающего сознания.
Воздух вдруг сделался ватным, и звуки едва пробивались сквозь него. Волна страха, зародившаяся где-то глубоко внутри, медленно исподволь выползла наружу, липкими мурашками накрыла затылок. Вельскуд вынужденно перекинул меч в левую руку — вспотела правая ладонь, и оружие едва не выскользнуло из его руки. Он рванулся навстречу врагам, в мгновение ока превратившись в вихрь, рубящий, колющий, режущий без разбору.
Ещё через мгновение — Вельскуду показалось, что прошла вечность, — тёмные глаза глянули в лицо раненого:
— Надо уходить, — восстанавливая дыхание, тихо проговорил Вельскуд. Он старался скрыть страх, плескавшийся в нём; чувствовал, что ещё немного и захлебнётся им, если прямо сейчас что-нибудь не сделает. Что-нибудь, всё равно что, лишь бы на грани своих возможностей, на грани всех своих сил.
Он попытался одним прыжком преодолеть расстояние до места, где друг недавно оставил свою одежду, но подскользнулся и рухнул на бок, и в довершение ко всему ушиб руку, правую. Цветастое проклятие полетело в небо. Пошевелив пальцами, Вельскуд обнаружил, что перелома нет, а остальное — не важно. Он подхватил одежду и бросился обратно.
Герант пытался встать. Сначала опершись на локоть, потом подтягивая ноги. При этом его так шатало и швыряло из стороны в сторону, что у Вельскуда в глазах закипели злые слёзы. Он мигом поднырнул под слабеющую руку. В свете разгорающегося утра лицо Геранта было белым до синевы, губы посерели, однако он пытался ободряюще улыбаться.
— Быстрее! Пока они опять лучников не послали.
— Ты перебил… всех? — судорожно ухватившись за спасительное плечо и изо всех сил подтягивая ноги, спросил Герант.
— Какое там! Так, припугнул только. Главаря зарубил, а остальные тут же кинулись врассыпную. Времени не было догонять.
И Герант отлично понял, почему не было времени…
— Вельскуд!
— Заткнись! — пропыхтел гвардеец, короткими перебежками направляясь в сторону их вечерней стоянки, где были припрятаны походные мешки с необходимым лекарством.
Перевязать рану — это было сейчас самое главное. О погоне, о врагах, оставшихся где-то позади, он почти не думал. Герант слабел на глазах. Вельскуд волоком дотащил друга до редкого подлеска, прислонился к тонкому стволу какого-то деревца для передышки и вновь заспешил дальше, глубже в рощицу, чтобы хотя бы ненамного отсрочить погоню, выиграть так необходимое время. Он старался не думать о том, что же будет, если Герант умрёт прямо здесь, у него на руках. Дело, видимо, к тому и шло. Герант уже и не пытался помогать ему тащить себя. Он уткнулся лицом в плечо и надрывно с присвистом дышал. И Вельскуд чувствовал под рукой, которой он поддерживал друга, как всё сильнее и сильнее намокает от крови одежда.
Слух и чувства его невероятно обострились. Это происходило всегда в моменты сильного напряжения, когда требовались все физические и душевные силы, чтобы выжить. Для таких моментов он и тренировался в казармах до изнеможения. Где-то вдалеке слышались истошные вопли врагов, а рядом гулко и громко с перебоями стучало сердце друга. Этот звук и страх вдруг перестать его слышать отодвинул все остальные звуки и мысли. Вельскуд сжал зубы, пристроил Геранта повыше у себя на спине, перехватил безвольно опустившиеся ему на плечи руки и ринулся вперёд, сквозь колючий кустистый подлесок, почти не разбирая дороги, с одной мыслью — успеть.
Уже завиднелась неглубокая лощинка, в которой они укрывались, прежде чем заняться поисками воздуходувов, до неё было рукой подать. И Вельскуд позволил себе остановиться и перевести дух — милю без малого отмахал бегом вниз по склону, по бездорожью. Тренировки тренировками, а в боку что-то противно ворочалось, словно острым ножом щекотало внутренности; воздух камнем толкался в грудную клетку, пытаясь выбраться наружу; ноги предательски дрожали — того и гляди откажутся дальше бежать. Герант был, конечно, пониже ростом, но вес имел и ношей представлялся не лёгкой, да ещё оружие… И тут гвардеец услышал именно то, от чего старался как можно быстрее убежать — мерный топот и резкий звук команд. И Вельскуд, так толком и не отдохнув, ринулся вперёд. В три прыжка достиг лощины, кубарем скатился по склону, резко дёрнул за собой раненого. Рывок получился очень чувствительный — Герант едва не закричал. Прокусив губу до крови, издал какой-то невнятный звук вроде рычания.
— Тише! — зашипел Вельскуд и зажал ему рот рукой, чтобы заглушить возможный невольный стон. Но этого не потребовалось — Герант потерял сознание.
***
Очнулся Герант, когда ярко светило солнце. Бок был умело перевязан. Промыв и обработав рану, Вельскуд постарался как можно осторожнее надеть на раненого куртку и завернуть в плащ. На удивление это оказалось совсем не сложно. Герант словно сам ему помогал, был лёгок и поворотлив. Это удивило гвардейца. Он был воином и, конечно, видел раненых. Приходилось и перевязывать, и ухаживать за союзниками в полевых условиях. Воспоминания сводились к тяжести и разным неудобствам. С Герантом в этом плане было всё иначе. Он оказался очень худым, жилистым и лёгким. Переворачивать его можно было как угодно. Но что было самое удивительное — рана затягивалась прямо на глазах. Однако, несмотря на явное улучшение внешнего вида, воздействие её на Геранта было сокрушительным.